Манфред Бёкль - Нострадамус - Жизнь и пророчества

Нострадамус заглянул в будущее Германии и увидел, что конфликт существовал и после того, как были сброшены императорские короны, уничтожены крысиные морды, а немецкая столица оказалась перемещена в небольшой городок неподалеку от Кёльна. Мишель слышал, как трубят властные христианские трубы. Снова существовали бедность и беззащитность среди людей, и без того уже принесенных в жертву, и опять осенялось крестным знамением оружие, и снова с грохотом маршировали тевтонцы в дальних уголках страны. Снова хотелось Крестовых походов.

Нострадамус летел дальше и с потерей родины осознавал себя в необозримой толпе другим человеком. К Рейну и Мозелю, грохоча и трясясь, мчалась колымага неделями, без остановки. Лето 1545 года приближалось к межени. На плоскогорье Лангра Нострадамус наконец встретил по дороге беженцев, ехавших в противоположном направлении; на юге Франции снова разразилась чума. От Оверня до Гаскони никто не был застрахован от смерти.

Нострадамус услышал внутренний голос: он будет нужен там. И вместе с тем почувствовал, что время его изгнания истекло, что угроза со стороны Инквизиции уже не имела никакого значения. Он еще раз хлестнул клячу и помчался до ближайшего торгового местечка, где отдал свою клячу и повозку в обмен на чистокровного скакуна. Менее чем за неделю он покрыл расстояние от Роны до Гаронны. Как он услышал, чума свирепствовала больше всего в Тулузе. В начале сентября прибыл туда, и круг, который он начал описывать двадцать лет назад, замкнулся.

Ничего другого он и не ожидал, когда увидел в доме Скалигера закрытые ставнями окна. В душу закралась грусть. Неспешно въехав в Лавеланет, он вдруг пустил коня рысью. Из-под копыт брызгами разлетелось снежное месиво вместе с мелкой галькой. Далеко впереди он видел Монсегюр, вершина которого оказалась в этот час скрыта облаками.

На пути к крепости Нострадамус спешился и сквозь туман — словно во сне — повел коня под уздцы. Наконец он достиг ворот. Но как только привязал жеребца к дереву, время отбросило его назад.

…Вместе с Горним лучиком он раскачивался на послушном камне; в отдалении стоял Юлий, а еще дальше — в темном проеме портала — Рабле. И хотя казалось, что они находились в разных пространствах, у всех троих было нечто общее, согревавшее теплом его собственную душу: как и жена, друзья хотели его увести, укрыть от внешнего мира, от зимы, облечь его в теплые покровы, поскольку он не имел возможности как следует одеваться. Он купался в волнах блаженства, подаренного ими, находясь как бы вне мира и его сущности.

На рассвете, когда Нострадамус пришел в себя, все еще согреваемый внутренним жаром, Монсегюр был залит золотистыми лучами. Картина поразила его до глубины души. В это мгновение им овладела уверенность в том, что в Лавеланете его ждут.

Он спустился в долину и заметил вдали экипаж, приближавшийся со стороны Мирепуа. Перед загородным домом Скалигера он остановил жеребца и не удивился, когда там чуть позже появилась и коляска. Мужчина лет пятидесяти, вышедший из коляски, был огромного роста. Светлые волосы, растрепанные ветром, уже тронула седина, но глаза казались совсем молодыми. Когда незнакомец заговорил, речь его напомнила о древних преданиях, поскольку изъяснялся он на провансальском наречии:

— Я видел, как ты спускался от Монсегюра. А теперь мы встретились перед домом моего друга… Юлия Цезаря де л'Эскаля! Думаю, это не случайно…

— Так могут считать только непосвященные, — ответил Нострадамус. — Я знал, что сегодня случится, что было предопределено свыше. Дух Скалигера, моего друга и наставника, передался мне, но участие в игре принимали и другие — Рабле, Горний лучик…

— У тебя провансальский акцент, как и у меня, — пробормотал седовласый великан. — Имена, названные тобою, звучат как одно. Я знаю, кто ты! Вот моя рука, Мишель де Нотрдам! Ты вернулся так, как предсказал Юлий. Нас свела здесь его смерть…

— Смерть?! — испуганно вскрикнул Нострадамус. Неожиданно он вспомнил, что невзначай уже высказывался об этом.

— Ты не знал — и тем не менее знал, — великан кивнул головой. — Да, Скалигер прошлой осенью отдал Богу душу. Кончину принял смиренно, выполнив в этой жизни свой долг. Мы часто говорили о тебе тем летом, которое провели здесь.

— Так ты, как и он, катар?

Великан кивнул.

— Меня зовут Женетт Тесье. Я родом из Салон-де-Прованса. Если Юлий не рассказывал обо мне, то лишь потому, что не считал необходимым. Он знал, что мы встретимся с тобой. Он также обладал даром ясновидения. Последним летом, когда мы вместе жили в Лавеланете, он сообщил мне, что наши с тобой тропы сойдутся именно здесь. И вообще, Мишель, он завещал нам свое имущество.