Манфред Бёкль - Нострадамус - Жизнь и пророчества

Но позже, когда другой зверь с крысиной мордой покончил с собой, когда в Нюрнберге были приговорены к повешению убийцы миллионов людей, ватиканский Молох снова вышел сухим из воды, принялся заметать следы. И вновь появились воскрешенные древняя ложь и фантом: от самозваного наместника Бога на земле не могло исходить никакой злобы и жестокости. И люди позволили ослепить себя, и в заново возникших государствах было принято из разбойничьего гнезда это убийство истины. Да, Молох даже сумел защитить и спрятать за ватиканскими стенами бесчисленное количество убийц времен усташской диктатуры, а остальные, которые под знаком свастики проливали чужую кровь, при поддержке Ватикана были переправлены за океан, где и чувствовали себя в полной безопасности.

Благодаря человеческой и религиозной глупости в Хорватии, Сербии и Боснии была воссоздана Голгофа. Целых полстолетия все было крепко связано, но потом — и Нострадамус с бешеной скоростью устремился в следующий спиральный виток видения — все распалось. Крепкое государство Восточной Европы разлетелось буквально вдребезги. Мир попытался пойти по новому пути, и, когда еще земной шар продолжал шататься вокруг своей оси, смерть снова разбросала жуткие семена свои на Балканах. Это началось в Хорватии. После крушения гигантской красной империи римские католики вновь почуяли, что там запахло жареным, и тут же попытались подмять под себя иноверцев. Но сербы, памятуя о преступлениях усташей, в панике отпрянули назад как перед хорватами, так и перед Римом. И в этой страшной сумятице раздались первые выстрелы. На этот раз из сербских ружей. Это было, по крайней мере с самого начала, самозащитой. Но завершавшееся столетие шло своим ходом — и сама собой, по своему вечному и исконному закону, разразилась война. Как аукнется, так и откликнется… Меч повернулся против своего хозяина: если в крысиную эпоху он поражал православных, то теперь вошел в плоть хорватов, боснийцев и мусульман. Едва ли меньшие зверства, чем прежде, совершались теперь. В конце концов несколько разрозненных народностей встали друг против друга. С гор разносился грохот пушек, снаряды обрушивались на беззащитные города, ночами людей убивали из-за угла. Раненые, больные, беспомощные и — в любом случае — исповедовавшие другую религию загонялись в пыточные лагеря. Тысячи женщин насильно помещались в бордели. Бандиты и мародеры распоясались до предела, и не было никого, кто смог бы их обуздать. Бесконечно разрослось религиозное безумие. Но корни, породившие жажду убийства, оставались усташско-католическими. Рим никогда не сеял зерен искупления зла. Зерно зла находилось в нем с самого начала.

И когда заново началась кровавая жатва, Нострадамус увидел, как папа римский молится в Ассизи вместе с мусульманами и православными. Конечно, это сделано было, чтобы снова плюнуть в доверчивые глаза человечества, не раз повторявшего, что это, мол, все Божья роса. Это была несправедливость, которую цинично позволил себе Римлянин. Другой Римлянин, впрочем, был не менее богохулен; папа римский позволял себе в речах устами епископов и вассалов заявлять, что война всего мира против Сербии справедлива. Итак, Рим, как всегда, оставался двуличным, и Нострадамус заметил, что следствием этого явилась нависшая над всей Европой угроза всемирной бойни, зародившаяся на Балканах. Прежде чем Мишель успел узнать исход событий, картина вдруг поплыла перед его глазами, потеряла четкие контуры и растворилась в тумане.

Он оставил Европу и понесся над людским водоворотом к Африке и Азии. Вид человеческого муравейника подавил его. В конце второго тысячелетия люди плодились как грибные споры. Но внезапно планета стала шататься и раскачиваться под неслыханной тяжестью и встала на дыбы, противясь тому, что ясновидец понимал как суммарное ярмо обрядовых церквей, ослепленных собственной властью. В Африке Нострадамус увидел, как возникает пустыня. Там больше не было ни родника, ни былинки, ибо человечество высосало все земные соки, без остатка. Бесплодная зона ширилась по обе стороны экватора и гнала человеческий муравейник все дальше и дальше, и на границах той зоны все гуще и безнадежнее роились миллионы живых тварей. Но эта всемирная свалка, это жалкое прозябание миллионов людей — каждая тысяча приходилась на одну квадратную милю — продолжались и в южной части Азии. Задавленные нуждой люди гибли еще и от болезней, наводнений и землетрясений. Взгляд ясновидца выхватывал картину еще более широкую. Подобно кондору взмыл он над Южной Америкой, где с именем христианского идола на губах свирепствовали Кортес и Писарро. Там Нострадамус снова разглядел жизнь насекомых с человеческими лицами в раскаленных и пропеченных солнцем бескрайних нищенских городах. И над дырявыми крышами болотных поселений висел зловонный знак бедности и нищеты.