Манфред Бёкль - Нострадамус - Жизнь и пророчества

По сей день Мишель Нострадамус продолжает оставаться загадочной фигурой. Сведений о его жизни биографам удалось отыскать сравнительно немного, да и найденные зачастую оказываются накрепко переплетенными с домыслами и откровенным фольклором. Но если представители прошлых эпох достраивали события до целостной биографии художественными методами, то двадцатый век оказался временем господства в нострадамусоведении ученых-аналитиков.

Век XX заинтересовался Мишелем Нострадамусом, — что нашло свое выражение в количестве соответствующих исследований и широте их тематики. Подобный интерес объясняется тем, что большая часть предсказаний касается событий именно нашего столетия. Причем степень попаданий, иначе говоря, количество сбывшихся пророчеств, также весьма значительна. Предсказанными оказались большевистская революция, крушение династии Романовых, приход к власти Муссолини, Гитлера, террор Сталина, убийство Кеннеди, крушение коммунистической системы… В отношении нашего века Нострадамус проявил значительно большую прозорливость. А отсюда — естественный интерес, отсюда же — рост публикаций его текстов и работ о нем самом. Только число объемных исследований о Нострадамусе, созданных в XX веке, составляет целую библиотеку.

Но даже и при таком пристальном внимании, сконцентрированном научном интересе к его личности вопросов остается еще немало. Ведь в оптимальном варианте разрешением загадок Мишеля Нострадамуса должны бы заниматься личности соразмерного интеллекта и однопорядковой провидческой, скажем так, квалификации. А подобных исследователей сегодня как будто не находится. Так что поднятые «Центуриями» вопросы остаются в неизменном положении, лишь обрастая цепью гипотез.

В самом деле, одним из принципиальных остается вопрос о том, возможно ли вообще предвидеть будущее.

При отрицательном ответе мы вынуждены признать аналогичность Нострадамуса какому-нибудь графу Калиостро и прочей такого же сорта цыганщине, — что фактически дает нам право отмахнуться от содержательной стороны «Центурий» как от злобной шутки. Кто-то именно так и поступает, ну да ведь всегда, во всякую историческую эпоху находились люди, предпочитающие учиться исключительно на собственных ошибках (а право на собственную ошибку — свято). Но если на тот же самый вопрос мы отвечаем положительно и полагаем, что предсказание грядущих событий гипотетически осуществимо (изучай «Центурии», читатель), тогда неизбежно приходится иметь дело с проблемой, мучившей не одно поколение философов. Именно: как тогда быть со свободной волей человека, его усилиями к углубленному познанию мира? Ну а поскольку сегодня все большее число посвященных склоняется к мысли о принципиальной возможности предсказания (не вычисления или прогнозирования — то и другое идет по особым департаментам) некоторой части будущих событий, — такого рода допущение подводит к рассуждениям о замкнутости времени и прочих невероятнейших истинах.

Если ученые находили в «Центуриях» загадки, то политики — головную боль. Не случайным следует считать факт запрещения катренов Нострадамуса почти во всех странах с тоталитарными режимами: власть предержащие ретроспективно обижались на астролога за то, что он предрекал им неизбежную гибель. Возникала прямо-таки списанная у Лермонтова ситуация. «Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами», — презрительно бросали в адрес провидца — и немедленно (в исторически исчисляемой хронологии) убирались с политической арены вон. Впрочем, если мысленно абстрагироваться от тогдашней политической конъюнктуры и шкурной выгоды, понять — так сказать, по-человечески — запретителей «Центурий» можно. Ведь фактически эти стихи служили доказательством того, что человеческая история была и остается независимой от суммарной человеческой деятельности в сферах политики, религии, культуры.

Мы затронем еще один аспект общей проблемы. Если (огрубляем) Нострадамус оказался исполнен Божественного предвидения, — на бытовом уровне это формулируется «раз уж он такой умный», — почему тогда значительная часть предсказаний из числа тех, что могут быть идентифицированы в принадлежности к стране и эпохе, оказались несбывшимися. Предвидение — это вам не что-нибудь: или таковой дар есть, или его нет. Ну так как же быть? Вопрос отнюдь не праздный, и всяческие попытки разрешить его при помощи сентенций из категории: «Нострадамус недооценивал элемент случайности в истории» — всякие подобного толка попытки едва ли могут быть признаны состоятельными. Тут вместо буквального ответа мы обращаемся к мысли Цицерона, сказавшего: «Не следует удивляться, что провидцы иногда предвидят то, что никогда не сбывается, ибо все это существует, но не во времени».