Во времена господства схоластики было бы невозможно бродяжничать по городам и весям в кругу студенческой оравы, с ботаническим саком на бедре, с пучком растений в руке. Но теперь, когда клерикальный струп хотя бы частично отлетел со здоровой плоти гуманизма, для Нострадамуса и его друзей открылись новые точки отсчета в познании мира. Не долго царствовали в медицине поклонявшиеся идолам или пережиткам магии; после тысячелетней тьмы, после десяти столетий изуверского мракобесия снова вошли в силу целебные начала, освещенные Божьим светом.
Как и в детские годы, мир для восемнадцатилетнего Мишеля наполнился ароматом лаванды; запахи тимьяна, шалфея, арники, майорана, десятков и сотен других растений смешались и наполнили собой процесс познания мира. Он смаковал вслух названия, данные еврейскими в мавританскими мудрецами цветам, травам, корням, угольной пыли, перегнойной мякоти, хрусткому ракушечнику и твердому голышу. И порою, когда он мысленно окунался в мир флоры, в волны солнечного тепла, Мишелю казалось, что он видит некую спираль, уходящую сквозь земную мироколицу в бесконечно далекое излучие Вселенной.
Каждый раз возвращалась эта пружинистая волна в раковину Монпелье, в суровые, но не скованные дисциплинарным каноном стены факультета. С противоречивым чувством переживал он гармонические колебания природы и дисгармонию недуга, вызванную душевным и телесным пленением. В темницу немочи были загнаны многие люди. Понимая, что медицина вышла далеко за пределы изучения собственно симптомов болезни, он все ближе подбирался к скрытой сердцевине проблемы. Нотрдам чувствовал, что рак, туберкулез, прободение желудка, камни в печени вполне могли быть результатом ложно понимаемой философии. И тогда с исписанными черновиками он вырывался из лекционной залы и шел в покосившийся дом Гризона, где продолжал свое учение в более универсальном плане. Окружавшие его повсюду крики, стоны, нищета все настойчивее подводили к всеохватывающему решению.
В эти годы фортуна была к нему благорасположена, испытывал он и поражения. На факультете его считали одним из наиболее смышленых, даровитых и любознательных студентов. Успех, славу, блестящую карьеру пророчили ему многие преподаватели. Нострадамус в ответ только посмеивался, чувствуя себя неловко от чрезмерных похвал. Он не рвался к богатству и власти, а чем глубже погружался в тайны Вселенной, тем более чуждым и призрачным становился для него так называемый внешний мир. Только походя, краем глаза замечал он буйство, лихорадку, крики так называемой большой политики в четыре года обучения. Политика его раздражала, хотя навзрыдный визг той эпохи позднейшие историки отмечали как явление огромной важности.
* * *
Под натиском турок Европа потеряла Белград. И произошло это ранее, чем на папский престол взошел Адриан VI. Почти одновременно султан Селим I завоевал Египет. В тот же год страшную бойню европейцы устроили в Новом Свете. Эрнандо Кортес, назначенный наместником Мексики, захватил столицу ацтеков Тенохтитлан. Ревя имена своих кумиров и святых, испанские воины Христовы учинили кровавую расправу. В пароксизме жажды золота, охватившем католических ратников, оказалось разграблено и уничтожено целое индейское государство.
Отправлялись за золотом и в Вормс, где обвиненный в ереси Мартин Лютер выступил против ватиканских торговцев индульгенциями и против католической трактовки евангельских текстов. В имперском сейме мужественный реформатор боролся против клерикального безумия, а стало быть, и против находившегося под папским каблуком молодого императора Карла V. Вислогубый пьяница объявил Лютера гражданином вне закона, и монах едва успел унести ноги в Вартбург, под защиту рыцарей Саксонского княжества. Император просто-таки рассвирепел. Так называемый Вормский эдикт, узаконивший сожжение всех произведений Лютера, не дал никаких существенных результатов. В тот год, когда у Адриана VI раздуло желчный пузырь (лопнувший в следующем, 1523 году), Габсбург напал на французского короля Франциска I, которого не считал способным к сопротивлению.
В то самое время, когда помазанники Божии спорили между собой относительно раздела Наварры, Неаполя, Милана и Бургундии, рыцарские трубы Гуттена и Зикингена в Германии протрубили священный поход против Рима. Вскоре к антиклерикальным отрядам присоединились мелкопоместные дворяне. Вооруженные тесаками борцы за свободу духа бросались на крепость архиепископа Трирского, более подкованного в ратном деле. При штурме его крепости под пушечными ядрами погиб Зикинген, в швейцарском изгнании немного позднее скончался Гуттен.
Читать дальше