Манфред Бёкль - Нострадамус - Жизнь и пророчества

11. Пусть знатные знают, что старший в их роде
Достигнет величья и к славе придет.
Но мощь эта страх поселяет в народе:
Потомкам предъявят мучительный счет. [35] Де Гарансьер, переведший «Центурии» на английский еще в XVII веке, писал, что этот катрен имеет отношение к роду лорда Айзнера, к его старшему сыну и потомкам старшего сына. По другой версии, Нострадамус мел в виду польского короля Сигизмунда Второго. Наконец, третья версия видит в этом катрене обобщение, судьбу многих аристократических родов.

12. Суд правый воскрес из античных фантазий,
Фанатиков злобных накажет монарх,
Сокровища в храмах их больше не дразнят,
Спокойный народ забывает про страх.

13. Пред смертью мы слушаем голос оттуда.
Пусть тело покинуто солнцем души.
День смерти духовным становится чудом,
И днем возрождения стать порешит.

14. Со свитою в порт будут ждать королеву.
Отмстят ли за тех, кому выколот глаз?
Борьба направляется властью и гневом,
И берег был в брызгах от волн, как в слезах.

15. В Турин, в Пизу, в Асти нет доступа людям.
Правитель убит и в руинах земля.
Кастор и Поллукс безрассудных осудят,
С воздушного судна за морем и сушей следя.

16. В тиранах узрят повелителей молний,
И падает с неба жестокий огонь.
Английская армия деспотов гонит,
Швейцарцы не будут под сильной грозой.

17. Грустит Богоматерь вблизи от вулкана,
И Этну увидел белеющий храм.
Здесь все виноградники в горе и ранах,
Все губит разливом рек северных стран.

18. Дожди помешали движенью двух армий,
И небо и море — сплошной водопад,
Не могут забыть даже спящие камни
Смерть этих семи, презирающих ад.

19. Пришельцам фортов для защиты не нужно,
Свободна от жителей эта земля.
Дороги, поля, города вырастают здесь дружно,
Но войны грядущему беды сулят.

20. Жестокое рабство ждет многие страны,
И взгляд василиска страшит короля.
Пусть братьям и сестрам напомнит о ранах
Покрытая кровью и горем земля.

21. Посол с неизвестным столкнулся в просторах.
Кораблик настигнут большие суда
И к черному мосту притянут с позором,
Канаты и цепь отражает вода.

22. Солдаты не видят затопленный остров.
Земные деревья в воде не живут.
Клокочет волна исполинского роста,
И Ангелы смерти хоралы поют.

23. Но как умудрились разумные птицы
Орлиный дворец на крыле перенесть?
Пусть враг за рекой не устанет дивиться —
Военные хитрости трудно учесть.

24. Над зверем теперь уж не будет опеки.
Голодные звери плывут через Истр.
Решетки тюрьмы новым выбиты веком,
Дух бури немецкой над бездной повис.

25. Игра в благородный Союз провалилась,
И взят был обманом достойный наш форт,
Луару безвинною кровью залили,
Над Роной с Гаронной занесен топор.

26. Пожары и кровь станут знаком эпохи,
И бой проиграет большой человек,
А город израненный смотрит со вздохом
На По и Тезину, на трупы у рек.

27. Доносится с неба глас вещий и трубный,
И будущих бедствий нельзя избежать.
Замки с откровений сбивать очень трудно,
И трудно народам богов постигать.

28. Напрасно его признают за пророка
И будут дивиться заветам его.
Восставший народ чуда ждет раньше срока,
Потомкам своим не добыв ничего.

29. Восток сорван с мест ради власти над светом.
Снега, горы, воды — в лавине людской
Летают по воздуху, точно кометы,
Снаряды, разбившие прежний покой.

30. Он станет живым воплошеньем террора
И более дерзким, чем сам Ганнибал.
Ничто не сравнится с кровавым позором
Деяний, каких еще мир не встречал.

31. В Кампанье, в Кастилии засуху знают,
Но только такой не случалось вовек:
Трава и листва без дождей пропадают,
И высохли русла у жаждущих рек.

32. В Далмации — кровь, молоко и туманы!
В Словакии — слезы, стенанья и плач,
Чума и война станут Базельской раной,
И зверь из Равенны страшней, чем палач.

33. Могучий поток был низринут с Вероны,
Близ устья распухшей, мятущейся По,
Корабль затонул, видя берег Гаронны.
Когда ж генуэзцы вернутся в свой дом?

34. Безумная злость освятит поединок,
И шпаги всех братьев сверкнут у стола.
Готовности к сговору нет и в помине,
Вся Франция адской дуэлью больна. [36] Есть точка зрения, что в этом катрене Нострадамус расценивал грядущую французскую революцию XVIII века как братоубийственную бойню.