Исай Калашников - Гонители

Хан Тэмуджин слушал какого-то толстого нойона, благосклонно улыбаясь ему, но, покосившись на сестер, мгновенно потемнел лицом, двинул рукой, заставляя нойона замолчать. Глаза под короткими-нахмуренными бровями налились холодом.

— Есуй, ты нашла кого-то из своих? — спросил он негромко.

Она затрясла головой с таким отчаянием, что только подтвердила догадку хана. Ее хотела выручить Есуген:

— Прости, господин наш, ей сегодня нездоровится.

Но и эта ложь получилась неумелой, неуверенной. Взгляд хана, как хлыст, секанул по толпе. Все невольно умолкли и замерли.

— А ну, выходи, сын татарского племени!

Тамча подумал, что эти слова обращены прямо к нему, опустил руку, нащупал на поясе рукоять ножа. Но жесткий, холодный взгляд хана не задержался на его лице. И он остался стоять на месте. Рыжие усы хана растопорщились, он ждал, уверенный в своей силе и власти. Но толпа была безмолвной и неподвижной.

— Трус! — бросил сквозь зубы хан, приказал:

— Все разойдитесь и станьте каждый к своему племени.

«Погиб я, Есуй!» — пронеслось в голове Тамчи. Толпа разбредалась, редела. Он в последний раз взглянул на Есуй, неторопливо, чтобы не привлекать к себе внимания, направился к коновязи.

— Куда? — окликнул его караульный. — Становись к своим.

Он попробовал незаметно пристроиться к чужому племени, но его прогнали. Что делать? Что делать? Он вспомнил маленького гордеца Тулуя, подбежал к мальчикам, схватил ханского сына, кинул на плечо и пошел к коновязи. Тулуй завизжал. Старшая жена хана с непостижимым для ее полноты проворством вскочила на ноги, бросилась к нему. Он погрозил ей ножом:

— Не подходи! Никто не подходи! Зарежу мальчика! Отойдите все от коновязи!

Воины похватали луки, копья, наставили на него. Мать Тулуя замахала короткими руками:

— Отверните оружие, вы убьете моего сына! Тэмуджи-ин!..

Тамча подошел к коновязи, оглядываясь, притискивая к плечу орущего мальчика, стал отвязывать оседланную лошадь. И вдруг понял, что все делает напрасно. Не уйти. За ним пойдут воины. Сменяя друг друга, они будут гнаться до тех пор, пока не убьют… Да и зачем жить, если тут остается Есуй… Он поставил Тулуя на землю, подтолкнул к матери, сам медленно пошел к ханской юрте. Успел сделать всего лишь несколько шагов. Кто-то ударил копьем в спину. Он услышал крик Есуй, и ему показалось, что не от удара, а от этого крика остановилось его сердце.

На ровном огне Тайчу-Кури подсушивал древки стрел. Каймиш ушла в курень. Судуй отправился ловить коня, собираясь куда-то ехать. Когда он вернулся, ведя лошадь в поводу, Тайчу-Кури спросил:

— Куда едешь?

— На охоту. В степь.

— Охота, охота… Лучше бы помог мне. Охотиться всяк дурак может. Я в твои годы все время работал, не бегал за тарбаганами. Я тебя избаловал.

— Я же еду с Джучи, отец. — Сын хитро усмехнулся. — Но если ты не желаешь, я останусь.

— С Джучи — другое дело. Если сын Тэмуджина полюбит тебя, как любит меня сам Тэмуджин, большим человеком станешь.

Судуй заседлал коня, повесил на пояс саадак с луком и стрелами, легко вскочил на коня и поехал. Тайчу-Кури смотрел ему вслед, тихо радовался.

Сын становится взрослым. Идет время, растут дети, меняется жизнь.

Из куреня возвратилась Каймиш.

— Возле ханской юрты что-то шумно. Говорят, кого-то убили.

— Ты меньше слушай… Наш Судуй уехал на охоту с Джучи. Хороший сын у хана Тэмуджина. Он всегда берет в товарищи Судуя. А почему, думаешь? Ценит нашего парня. Да и как его не ценить? Из лука стреляет лучше всех сверстников. Проворен, когда нужно. Спокоен и добронравен, как я… или ты.

— Опять расхвастался! А стрела горит!..

— Э-э, и верно! — Выхватил из огня горящее древко, сбил пламя. Испортил. И все из-за твоей болтовни!

Каймиш подергала его за ухо, ушла в юрту. Но вернулась.

— Тайчу-Кури, а не нашего ли татарина убили? Как я сразу не подумала…

— За что его убивать? Не говори глупостей, Каймиш.

А у самого на душе вдруг стало неспокойно. Могли и убить. Долго ли?

Жизнь человеческая стала дешевле стрелы. Правда, и раньше она была не дороже. Но очень уж много гибнет теперь людей.

Перед полуднем к юрте подскакали воины. Джэбэ, бывший нукер Аучу-багатура, опустил копье с насаженной на него головой человека, тряхнул. Голова упала, покатилась к огню, сухо затрещали охваченные пламенем волосы. Тайчу-Кури вскочил, откатил голову, с испугом взглянул на хмурого Джэбэ.

— Узнаешь? — спросил Джэбэ. — Как ты мог пригреть у себя злейшего врага хана Тэмуджина?