Исай Калашников - Гонители

— Ты знаешь, как мы должны поступить? — спросил Тэмуджин с надеждой.

— Знаю. Кто мешает, того убирают. Ван-хан мешает…

— Не говори глупостей, Теб-тэнгри! — рассердился Тэмуджин.

— Я глуп. А вы умны? Пусть будет так. — Шаман понукнул низенькую смирную лошаденку, потрусил прочь, выпрямив узкую спину.

Тэмуджин догнал его и, подавляя желание стукнуть кулаком по острому лицу, сказал:

— Я тебя не отпускал — куда бежишь?

— Я ветер, гуляющий по степи. Одним ласкаю лицо, с других сбрасываю шапки. Кто удержит меня? Только вечное синее небо.

«Убить тебя мало, мангус остроносый!» — подумал Тэмуджин.

— Не обижайся, Теб-тэнгри. Помоги мне.

— А как? — Шаман резко повернулся к нему, в бездонной черноте глаз всплеснулась насмешка. — Ты умный, я глупый… Приложи ум к глупости выйдет неразбериха, глупость к глупости — посмешище, только ум к уму мудрость.

— У нас совсем мало времени, Теб-тэнгри…

— Ты хочешь убрать Ван-хана на время или совсем?

Несносный человек! Вечно влазит в потемки твоей души, и тычет перстом указующим, и смотрит, как ты корчишься, уворачиваешься, — у-у, змей ползучий! Глотая слюну, комом застрявшую в горле, Тэмуджин выдавил из себя:

— На время…

— Так бы и говорил. А то хочешь реку перебрести и в воде не замочиться. — Неожиданно передразнил:

— Хан-отец, хан-отец…

— Замолчи, или я ударю тебя!

Тэмуджин оглянулся — не слушает ли кто их разговор? Но воинов поблизости не было, а Боорчу, Джэлмэ и Мухали приотстали, о чем-то бурно спорили меж собой.

— Ты можешь меня побить, даже убить. — Теб-тэнгри чуть выждал, продолжил:

— Но чего этим достигнешь? Я хочу от тебя одного: будь со мной честен и прям. Мне надо знать все, о чем ты думаешь. Для твоей же пользы… Я помогу тебе. Бей своего брата Джамуху, не оглядываясь на хана-отца. Он тебе не помешает.

— Что ты сделаешь?

— Я сказал: Ван-хан тебе не помешает. Сведи меня с ним и делай свое дело.

Вечером Тэмуджин привел его в юрту Ван-хана, попросил погадать о будущем. Шаман жег бараньи лопатки, рассказывал, что ждет их, Тэмуджина и Ван-хана, впереди. Будущее сулило обоим мир, покой, благоденствие, уважение племен и преклонение подданных. Застуженная душа Ван-хана отогрелась, он повеселел, подарил Теб-тэнгри голубую фарфоровую чашу.

Потом вместе поужинали. А утром хан занемог.

Он не жаловался ни на какие боли, кутаясь в мерлушковое одеяло, полулежал на повозке. Взгляд был тусклым, равнодушным. Когда Тэмуджин начинал говорить о делах, Ван-хан безучастно махал рукой. Шаман неотлучно находился при нем, поил хана настоем трав, произносил заклинания. Но лучше хану не становилось…

— Что же делать, хан-отец? — Тэмуджин соскочил с седла, пошел рядом с повозкой, поймал взгляд Теб-тэнгри.

— Хан Тэмуджин, — сказал шаман, — пусть печаль не терзает твоего сердца: хан поправится. Но ему нужен покой.

— Да-да, покой, — подтвердил хан. — Где Нилха-Сангун? — спросил и, кажется, тут же забыл о вопросе. — Я скоро встану. Пока прими на себя мои заботы, Тэмуджин.

Больше Тэмуджину ничего и не требовалось. Он подивился поистине непостижимой силе шамана, а когда удивление чуть прошло — испугался: такой человек опаснее любого врага.

Войска побратимов встретились между озерами Буир-нур и Кулун-нур в урочище Куйтэн. Вокруг не было ни гор, ни высоких сопок, ни кустарников, ни деревьев, насколько хватало глаз тянулись пологие увалы.

Зеленовато-серые вблизи, увалы, отдаляясь, словно бы наливались голубизной, словно вбирали в себя синь безоблачного неба. Многотысячное войско Джамухи оградилось повозками. Оно собиралось защищаться, а не нападать, и это говорило о неуверенности новоявленного гурхана. У Тэмуджина, прибравшего к своим

рукам и кэрэитов, воинов было меньше, но они уже привыкли действовать сообща, войско было единым целым, а не сбродом, поспешно стянувшимся под боевой туг анды. Нойоны племен, скорее всего, будут трубить всяк в свою трубу и, если хорошо ударить, побегут, как дзерены от весеннего пала.

У Тэмуджина не было ни колебаний, ни страха. Он разделил войско на десять частей, расслоив кэрэитов своими воинами (на всякий случай), торопливо совершил обряд жертвоприношения и приказал начать сражение.

Первая из десяти частей под началом Субэдэй-багатура сорвалась с места, проскочила низину с засоленной лужей, с воем и визгом понеслась на стан Джамухи. Перед станом она рассыпалась, как горсть дресвы, брошенная на ветер, воины, уворачиваясь от стрел, на ходу постреляли и почти без потерь возвратились обратно. И тут же на стан повели своих воинов Хулдар и Джарчи. Отошли они, настала очередь Нилха-Сангуна…