Исай Калашников: Гонители

Борте перестала покачивать Тулуя, он заворочался, захныкал… Она передала его Джучи, шепотом приказала отнести в юрту бабки Оэлун.

Тайчу-Кури, пятясь задом, сполз с войлока, стал в стороне, огорченно цокая языком. Тэмуджин сердито махнул рукой — исчезни с моих глаз!

— А Нилха-Сангун жив?

— Он был со своим отцом. О нем я тоже ничего не знаю. — Широким рукавом халата Джагамбу вытер грязную, потную шею.

Тэмуджин медленно осознавал эту неожиданную и грозную новость. Если на месте Ван-хана утвердится его изгнанник брат, кэрэиты из надежных друзей превратятся в непримиримых врагов.

— Ты бежал с этими нукерами?

— Нет. Мой курень стоял на самом краю наших нутугов. Я не стал ждать, когда придут найманы. Снялся и с семьей, со скотом, со всеми своими людьми откочевал в твои владения.

— Эрхе-Хара будет искать тебя? — не скрывая озабоченности, спросил Тэмуджин.

— Не знаю. Скорей всего нет. Эрхе-Хара нужен не я, а наш старший брат.

— И что вы за люди! Единокровные братья, а договориться не можете…

Джагамбу посмотрел на него так, словно не понял сказанного.

— Не так уж редко единокровные люди не могут договориться друг с другом.

«Смотри какой, намекает… — подумал Тэмуджин. — Сейчас ему лучше бы помалкивать».

— Что думаешь делать?

— Дай мне воинов.

Тэмуджин долго молчал, торопливо прикидывая, что сулит его улусу внезапное падение Ван-хана, как уберечься от беды. Джагамбу снова повторил просьбу.

— Воинов я тебе не дам и сам воевать с найманами не буду.

— Такова твоя благодарность за все, что сделал для тебя мой брат?

Спасибо!

— Сделал брат, а помощи просишь ты — есть разница? Владение не твое, люди за тобой не пойдут. Мое войско будет разбито, и найманы окажутся здесь. Этого хочешь? И без того, боюсь, притащил за собой найманский хвост. Бежал-то, видать, не оглядываясь…

— Ты безжалостный человек, хан Тэмуджин!

— Жалостью можно держать в руках жену, но не ханство.

— Я начинаю думать, что лучше бы остался на месте. Эрхе-Хара я не сделал ничего плохого, и он меня, уверен, не тронул бы. Может быть, мне вернуться?

— Ты не вернешься, я принимаю тебя под свою руку. Эрхе-Хара враг хану-отцу, стало быть, враг и мне. За сношение с врагами, думаю, знаешь, что бывает…

Возле них полукругом стояли хмурые, подавленные нукеры Джагамбу.

— Борте, прикажи накормить этих людей, и пусть они отдыхают. Отдыхай и ты, Джагамбу. Потом я соберу своих нойонов и будем думать…

Едва плелись загнанные кони. Едва держался в седле Ван-хан. В короткой схватке с найманами его ударили мечом по голове. В первое мгновение ему показалось, что вылетели глаза и треснул череп. Но глаза остались на месте, ничего не сделалось и черепу — тангутский шлем с золотым гребнем спас ему жизнь. Только очень уж болела голова.

Тьма душной ночи плотно обволакивала всадников. Он никого не видел рядом, а шум в ушах мешал и слышать, но ощущал, что сын все время держится рядом. Вот он притронулся рукой к его плечу, тихо окликнул:

— Отец…

— Что тебе?

Сын наклонился, дыхнул в ухо:

— Воины и нойоны поворачивают назад.

Ни о чем не хотелось говорить, тяжело было даже думать. Лишь на короткое мгновение вспыхнула тревога, но тут же угасла, смятая неутихающей головной болью. Отозвался с равнодушием:

— А-а, пусть…

Навалился животом на луку седла, обнял шею коня, уткнулся лицом в гриву, пахнущую потом. Тук, тук — стучали копыта. Бум, бум — отзывалось в голове. И надо же было ставить коня на подковы… Он — ван, и конь у него должен быть на подковах. Он — Ван-хан… И убегает на подкованном коне.

— Отец…

— Ну, что опять?

— Где мы остановимся?

— Не досаждай мне, Сангун.

Забытье, как влажный туман, наплывало на него, покрывало тело липкой испариной. Стук копыт отдалился, заглох.

Его растормошил докучливый Нилха-Сангун. Осторожно, сжимая зубы, выпрямился. Они стояли в редком лесочке. Вершины деревьев дымились в пламени зари, были черны, как обугленные. Внизу, в сумраке, булькала вода.

Кони хватали высокую сырую траву, торопливо жевали, гремя удилами. Кроме сына тут были и нойоны — Хулабри, Арин-тайчжи, Эльхутур и Алтун-Ашух.

— Где воины и нукеры?

— Ночь темна. Мы потеряли друг друга, — сказал Алтун-Ашух, виновато моргая глазами.

Сын нахмурился.

— Они сами хотели потерять нас. Отстали и повернули назад. Я же говорил тебе, отец!

Верно, говорил. Но будь он даже здоров, ничего бы не смог сделать.