Владимир Карпов - Судьба разведчика

Лейтенант представился, сказал коротко о себе:

— Лейтенант Кузьмичев Иван Егорович. Томское училище окончил перед войной. В боях с первых дней.

И умолк, больше нечего говорить.

— Семейное положение? — с напускной серьезностью спросил Шкет.

— Жена есть. Детей еще не завел.

— Мерин, — тихо прибавил Борька, и все засмеялись. Смеялся и лейтенант, при этом лицо его стало совсем простым и добрым — типичный деревенский паренек.

— Не мерин, война помешала. Свадьбу сыграл, и на фронт, — пояснил он.

Так родилась вторая кличка, все во взводе между собой звали лейтенанта Мерин, и только Серый называл его по-своему — Вахлак.

После общего построения роту усадили на опушке кружком, и комиссар полка, которому была придана штрафная рота, батальонный комиссар Лужков, холеный, упитанный, чисто выбритый, провел политбеседу на тему «Как надо ненавидеть врагов и служить народу». Говорил он короткими, зычными фразами, будто не беседовал, а подавал команды. «Вот этот — полная противоположность вислозадому Старовойтову, хоть и политработник, но настоящий строевик», — оценил Ромашкин.

Разбудили роту затемно и до рассвета (маскировка!) повели сначала оврагом, а потом по траншеям. Вышли незамеченными для гитлеровцев на свой участок. Здесь раздали патроны, и лейтенант сказал:

— Присматривайтесь к местности и к противнику, завтра в атаку пойдем.

В траншее, кроме штрафников, находились солдаты обычной стрелковой роты. К ним пришли как бы на уплотнение. Старые обитатели обжили окопы, у них на каждое отделение блиндажик с перекрытием из тонких круглых бревешек.

— От мух, — сказал пожилой солдат об этом перекрытии. — Блиндажи как люди: чем крупней начальство, тем толще бревна, чем выше чин, тем больше рядов из бревен. Перекрытие нашего блиндажика не остановит самую плевую мину, наскрозь до пола прошибет.

Прибывшие стали расспрашивать о противнике — где он? Старые обитатели траншей осторожно приподнимались над бруствером, показывали:

— Вон за речушкой кусты, дальше кустов — высотки, вот это и есть немцы. Так же, как и мы, в земле сидят и об нас судачат. Особо не высовывайтесь — снайпер в башке дырку сделает.

В траншее, в нишах, выкопанных в земле, лежали каски, гранаты, противогазы.

— А почему нам не дали каски и противогазы? — спросил Боров, надев чужую каску и поглядывая на друзей: как, мол, я выгляжу? В этой каске мордастый Гаврила Боров был похож на фашиста, какими их рисуют на карикатурах.

— А зачем их давать? Завтра всех вас побьют — пропадет зазря военное имущество, — простодушно объяснил пожилой боец.

— Почему же нас побьют, а вас нет? — обиженно спросил Борька-Хруст.

— Вы в атаку пойдете, а мы в траншее останемся. Вам надо кровью искупать, а нам зачем в огонь лезть? Ну, кто будет только ранен, тому будет прощение, и убитым тоже — если смертью принят, значит, и люди простят. Слыхал, наверное, раньше, давно, еще в дореволюционные времена, если на виселице веревка обрывалась, второй раз не вешали: значит, смерть не приняла, рано этому человеку помирать…

Бойцы не заметили, как подошел лейтенант Кузьмичев и слушал солдата. Он прервал его упреком:

— Что же ты молодым бойцам все про смерть да про смерть. Даже висельников вспомнил. Ты опытный воин, расскажи им про геройские подвиги. Перед боем это больше полезно.

— Можно, товарищ лейтенант, и про геройство, — виновато улыбаясь, с готовностью согласился красноармеец. — Вот был у нас в роте боец Новодержкин, тот завсегда в атаку первым вскакивал. Не боялся пуль. И они его облетали. Медаль «За боевые заслуги» получил. Но однажды промахнулся — побежал там, где пуля ему в живот летела. Теперь лечится. Прислал письмо — поправлюсь, вернусь в родную роту, опять будут вас в атаку поднимать супротив ненавистных гитлеровцев. Как, товарищ лейтенант, геройское это рассказывание? Внушает молодым бойцам?

Глаза у пожилого солдата лукавые. И лейтенант понимал, что над ним иронизируют, но вида не подал, наставительно поправил:

— Новодержкин храбрый был воин, ты правильно говоришь, и что медаль получил, хорошо. А вот пуля в живот не вдохновляет.

— А куда же ее денешь? Если она в брюхо влетела, я же не скажу, что мимо или, допустим, в ногу.

Прежние обитатели окопа потеснились, уступили штрафникам место в блиндаже для отдыха. Как только ребята отделения, покидав вещмешки к стенке, присели покурить да и подремать после очередного недосыпа, Серый, обращаясь к трем парням не из своей компании, повелительно сказал: