Хан, не подозревая задних мыслей у турецкого главнокомандующего, согласился приютить «пророка» у себя в Бахчисарае.
Когда начались первые холода, Бегадыр Гирей покинул турецкий лагерь. А главнокомандующий остался ждать указа султана о прекращении осады. Уход крымского хана приближал этот желанный день.
Утром в шатер Гуссейн-паши ввели Варвару Чершенскую. Ночью она вышла с двумя казаками на вылазку в стан врага, чтобы отомстить за гибель отца своего – атамана Чершенского и убийство мужа – Михаила Татаринова.
Бей-булат и Джем-булат с отрядом смельчаков пытались ее спасти, но их попытки не увенчались успехом.
И вот Варвара стоит перед турецким главнокомандующим. У нее спокойный взгляд, ясное лицо.
Гуссейн-паша налитыми кровью глазами оглядывает ее всю. Он не может понять, почему оказалась здесь эта красивая женщина.
– Ты христианка? – неожиданно спрашивает он.
– Да, – отвечает она. – Я христианка.
– Если ты хочешь сохранить свою жизнь, ты должна стать мусульманкой или пойти в гарем к султану Ибрагиму! – закричал он.
– Нет, этого не будет! – твердо отвечала Варвара. – Джан-бек Гирей хотел сделать меня своей наложницей и ничего не добился. Он грозил отсечь мне голову, да спас меня мой верный друг Татаринов!
– Татаринова нет в живых, – раздражаясь сказал Гуссейн-паша, – и никто тебя уже не спасет.
– Есть еще казаки и атаманы! – ответила она.
– Они тебе не помогут. А мы, если ты будешь упорствовать, сделаем то, что не успел сделать Джан-бек Гирей. Ты умрешь в страшных мучениях.
– Умру, но в гареме султана не буду, и магометанства вашего я ни за что не приму. Лучше казни меня!
Обнаженной ее поставили среди тысячного турецкого войска. Ее белое нежное тело рвали раскаленными щипцами; но Варвара выносила мучительные пытки и отвергала все увещевания Гуссейн-паши.
На страшные ожоги и рваные раны ее, из которых сочилась кровь, стали накладывать горящие угли.
Варвара даже не застонала. И наконец, так ничего и не добившись, на голову ей, по приказу главнокомандующего, надели докрасна раскаленный чугунный котел.
Она скончалась, стоя на костре, коронованная этим страшным мученическим венцом.
Гуссейн-паша предпринял последний, решающий штурм крепости. Он бросал в бой все новые и новые силы. Он бил по городу из пушек, не жалея ни свинца, ни пороха, ни ядер. Огненные стрелы посвистывали днем и ночью.
Шесть дней и шесть ночей все снова клокотало вокруг.
Казаки и атаманы подумали, что их час пробил. Почти все они, их жены и дети давно были перекалечены, переранены, и не было никакой надежды на спасение.
Бросили они оружие на землю и стали прощаться друг с другом. Женщины, увидев это, с рыданьями упрашивали своих мужей не терзать их души своим отчаянием, биться до конца с басурманами.
Казаки и атаманы не слушали жен. Перед лицом смерти надели они чистые рубахи, помолились богу, уповая на его заступничество и милость, и, помолившись, сказали слова последнего прощания:
– Прости нас, православный царь Михаил Федорович. Простите нас, казаков, святейшие вселенские патриархи. Простите нас, митрополиты, архиепископы и епископы. Простите нас, архимандриты, игумены и весь священнический чин. Простите нас, все православные христиане! Простите нас, жены наши и дети. Простите нас, леса темные и дубравы зеленые. Простите нас, поля чистые и тихие заводи. Простите нас, море синее и реки быстрые. Прости нас, государь наш тихий Дон Иванович. Уж нам по тебе, атаману нашему, с грозным войском не ездить, дикого зверя в чистом поле не стреливать, рыбы не лавливать. Не бывать уж нам на святой Руси!
Поморили нас бессонием. Смерть наша идет за веру христианскую, за имя царское, за все государство Московское!
И чтоб умереть не в ямах земляных, не в затхлых от трупов местах, а в чистом поле, казаки и атаманы в полночь взяли оружие, иконы чудотворные и пошли с ними смело на вылазку. И побили они на вылазке в страшной смертельной схватке многие тысячи турецких воинов.
Свежими трупами усеялись поля, берега Дона чистого, моря Азовского.
А утром Гуссейн-паша заметил в своем таборе под всеми шатрами воду. Это казаки выпустили в подкопы турецкие из канав и ериков воду и затопили ею весь вражеский стан. От той воды и грязи турки не имели покоя.
Сидели казаки в осаде девяносто три дня и девяносто три ночи. Ели они в ту пору одну конину, все съестные запасы подошли к концу. Хлеба у них осталось в закромах на всех воинов три пуда. Пороха и свинца не оказалось вовсе. Ядра для крепостных пушек кончились. Ряды защитников сильно поредели.
Читать дальше