Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

— Ты пожил, попировал, Степан, пограбил богатства, повеселился, власти вкусил, кого хотел — того миловал али казнил, народ перед тобою на колена падал… Не жалко небось тебе помереть, есть за что!.. А мне каково! Я и сам не хотел воевать, смирно жил… Ты послал меня, я и пошел, а меня, как тебя же, и мучат и судят!.. Где же тут правда?.. Не надо мне было богатства, ты дарил кафтаны да шубы, коней… А мне было к чему! Я своей рукой ни единого человечка ни в бою не побил, ни в миру не казнил!.. За тебя пропадаю… Алена Никитична торопила тогда: иди да иди, выручай, мол брата…

— Чего ж ты боярам-то не сказал? — мрачно спросил Степан, терпеливо молчавший до этих пор.

— Чего не сказал?

— Что Алешка тебя послала… С тебя бы и сняли вину, а ее бы, вместо тебя, и на плаху!..

— Смеешься ты надо мною, Стенька! — плаксиво, с обидой сказал Фрол. — А мне ведь бедно едва за тридцать лет помирать. Молодой я…

— Отстал бы ты со слезой! — оборвал Степан.

«Вот в том он и видит все счастье, что пировал, что народ преклонялся, что золото было… Вино пил да платье цветное носил… За то ему было бы помирать не жалко… И то ведь сказать, что напрасно я впутал его. Добра от него не бывало, а слез цело море бежит!..» — думал Степан.

Фрол обиделся. Не найдя сочувствия, он больше не обращался к Степану, стонал и вздыхал про себя.

Вот уж несколько дней они не сказали, брат брату, ни единого слова. Каждый жил про себя и думал свое…

«И то, жалко жизни! — думал Степан, погруженный в себя, не слушая стонов брата. — Ему тридцать лет, а мне… Мне бы тоже вперед жить да жить… Ведь есть казаки, что живут по сту лет, а мне и половины далеко не довелось. Не вина, не богатства, не солнышка божьего жалко. А дела не довершил — вот что пуще всего. Фролка разве уразумеет, за что жалко жизни?! Города покорял, воевод казнил, вольную жизнь устраивал, а ныне пришли да назад повернули. К чему же тогда было жить? Что ж, вся слава моя пустая? Ведь сколь было неправды на свете, столько ее и осталось!.. А хвастал! — со злостью сказал себе Разин. — Хвастал: все поверну! Все по правде устрою!.. Вот я каков — силы нет против меня: ни пуля, ни сабля меня не берет!.. Как молодой казачонок бахвалился — ни кольчуги ни шапки железной носить не хотел. И голову не сберег… А надобно было блюсти себя для народа. Не простой человек ты, когда вся земля за тобою встает!.. Вот и пропал. Где другого такого-то взять?! Атаманов, и добрых, немало, да Степан Тимофеич-то был один на всю Русь!.. Не бахвалюсь? — спросил Степан сам себя. И твердо ответил: — Нет, не бахвалюсь! Эку гору кто бы на плечи поднял?! Ведь был путь полегче. Вон князь Семен тогда Ермакову славу сулил!..»

Степан задумался о том, что было бы, если бы он тогда послушался воеводу, смирился, не воевал с Москвой, а пошел бы походом за море…

— Славу мою ты стяжал бы тогда, — негромко сказал чужой голос.

Степан поднял голову. В глазах плыл туман. Серый свет лунной ночи сочился в башню через узкую щелку окна, высоко, у самого потолка, серебрился на паутине, сползал по плеснелым кирпичам и белелся пятном возле кованой двери. Степан разглядел бородастого, в серебряном панцире, человека, стоявшего у двери. Он сразу понял, что это Ермак.

— Ты отколь тут? — спросил Степан.

— Наведать тебя, — сказал Ермак просто. — Жалеешь ты, что не пошел добывать моей славы?

— Хо! Твоей! — усмехнулся Степан.

— А что ты гордишься, казак! Ты грабил, я грабил. Меня под топор, как тебя же, хотели, а я сбежал, да и стал воеводой — сибирские земли царю покорять… То и слава! И ты бы пошел на трухменцев…

Степан перебил его:

— Ты Сибирь воевал, а я Русь… Русь! Ведь слово какое!.. Я всю Русь хотел сотворить без бояр… народу завоевать.

— Сотворил? — усмехнулся Ермак.

— Не поспел, — сказал Разин, опять опустив голову.

— А каб сызнова жить, да снова тебя князь Семен на трухменцев послал бы, да все наперед бы ведать, — пошел бы ты добывать моей славы али опять за своей бы гонялся?.. — спросил Ермак.

— Славы моей мне хватит, а Русь без бояр сотворить — великое дело. Плаха так плаха, топор так топор, а я опять шел бы своей дорогой…

Ермак повернулся к двери и загремел замком. Разин вздрогнул, очнулся. Дверь отворилась, мерцая просветом… Ермак растаял в светлом пятне, а наместо него появился у двери Самсонка-палач.

В башне стало светлее. Утренний свет сеялся через паутину в окошко. Церковный звон доносился снаружи.

— Атаман, здорово! — громко сказал палач.

— Палача не здравствуют, черт, чтоб ты сдох! — отозвался Разин. — На кой тебе надобно здравье мое, а твое мне — на что!