Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

Разин поставил перед собою задачу — взять острожек, прежде чем на выручку к Милославскому придут другие воеводы.

Сюда, в Симбирск, к Разину что ни день стекались отряды восставших крестьян, чувашей, мордовцев и черемис. Толпами приходили они со своими луками, стрелами, с копьями, топорами и просто с косами, по пути сжигая поместья русских «дворян и бояр и своих служилых и владетельных мурз и князьков, убивая приказных людей.

Еще из Саратова Разин выслал нескольких атаманов со своими письмами в уезды Оки и Поволжья. Теперь поднимались уезды, вели к нему людей и устраивали засады и засеки по дорогам, по которым подходили дворянские и стрелецкие полки из Москвы и больших городов…

Из Симбирска Разин выслал еще нескольких атаманов, которые осаждали крепости и городки далеко впереди Симбирска.

От Астрахани разинцами был пройден уже втрое более дальний путь, чем оставалось пройти до Москвы.

Воеводы бежали из городов, бежали с отрядами ратных людей, дворян и стрельцов в Арзамас, который стал главным гнездовьем дворянских сил, собиравшихся против Разина…

Как-то раз Степану пригнали четверку сплошь вороных, грудастых и тонконогих породистых жеребцов.

— Отколе такая краса? — спросил Разин.

— Из-под Касимова, бачка, — сказал татарин, пригнавший коней. — Указ ты писал побивать, кто в Москву собрался на службу. Мурза татарский поехал — побили…

Татарин отвязал от седла мешок, молча кинул к ногам Степана.

— Тут чего? — спросил Разин.

— Мурза башка, еще мурза-сын башка…

— Двое ехали, стало, на службу?

— Еще сто татар на конях с собой вел.

— А татары где?

— Вон тут, — кивнул головой татарин. — Твоя слобода гуляют…

Касимов был далеко впереди. Туда не дошли еще и самые удалые из атаманов, только отдельные смельчаки лазутчики пробирались в такую даль.

— А кто тебе дал наше письмо? — спросил Разин.

— Сказался купец, сам дальше поехал. Сказал, что другое письмо государю в Москву ты писал…

— А-а! Знаю того купца, — кивнул Разин.

Не доходя до Самары, один московский стрелец попросился пустить на побывку в Москву. Обещал, что поднимет Коломну и в самой Москве наделает шуму.

Наумов не советовал его отпускать, страшился измены.

— А что от него за измена? — спросил Степан. — Боярам расскажет, что мы всех бояр побиваем? И так им знатко, и мы того не таим. Извет напишет, что к нам города с хлебом-солью выходят! Не жалко, не тайность!.. Пускай идет.

И вот с пути отпущенного стрельца, из Касимова, пришла сотня татар, вот пригнали коней и привезли две головы поместных людей.

— Ну, ныне крепись, воеводы! Скопили мы силушки грозной! — хвалился Сергей, принимая вновь прибывающих людей.

— Сергей Никитич! — окликнул его воротный казак, входя в бывшую земскую избу Симбирска, которую звали теперь войсковой избой. — Из Астрахани какая-то конная сотня пришла. Пускать ли в ворота?

Воротными в тот день стояли бывшие царицынские стрельцы, которые не знали ни астраханцев, ни донских казаков и не решались сами впустить прибылых.

Сергей вскочил в седло и поскакал к городским воротам. Он взглянул на прибывших и вскрикнул от удивленья:

— Прокоп заявился! Здорово, Прокоп! Тебе бы в челне подобало с сетью, ан ты в седле атаманом.

Сергей давно уже знал, что рыбак по убожеству не сидел никогда в боевом казачьем седле, хотя говорили, что как-то в стычке с азовцами на воде он проявил довольно отваги.

— Здоровы, донские! — приветил и остальных Сергей. — Эге, Никита! Здоров, Петух!.. Ваня Скалицын! Гриша! Федюнька! Алеша Чуницын! Давно бы к нам! — воскликнул Сергей, узнавая в прибывшей сотне знакомые лица донских казаков. — Заезжайте, ребята. Воротный, впускай казаков. Ну, как там в Астрахани, Василий Лавреич? Неможет бедняга? — расспрашивал Сергей, который только заочно, из чужих рассказов, знал Уса, но по чужим рассказам его полюбил и жалел, что сам не видел его в глаза.

К городским воротам прискакал и Наумов.

— Серега, отдай донских мне, — обратился Наумов к Кривому.

— Чего ж их тебе не отдать! — усмехнулся Сергей. Он чувствовал недружбу к себе Наумова и был доволен, что может ему угодить.

Наумов любил Дон, любил донских казаков, и только донские казались ему настоящими воинами.

— Да как ты, Прокоп, снарядился?! — удивленно и радостно расспрашивал Наумов Горюнова.

— А что же, Степан! Не лыком и я шит. Ей-пра!.. Времена-то какие! Ты не смотри, что я порченый. Ныне безрукие и безногие встали за правду…