Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

Увидев, что муж собрался куда-то, к нему метнулась Алена, покинув продолжавшую голосить Аннушку, и крепко вцепилась в стремя.

– Степанка! Куда ты? Куда?! Всех погубишь – меня и детей... Не губи, не казни Корнилу!.. Не езди, не езди, Степанка!.. Степанушка, голубь мой милый! Меня и робят пожалей!

– В Черкасск не поеду, – сказал он.

– А куда же? – отпустив его стремя, озадаченно спросила Алена.

Степан, не ответив, хлестнул коня.

– Стяпа-ан! – закричал ему вдогонку Сергей. Но Степан ни откликнулся, даже не обернулся...

Только месяца три спустя заехал какой-то казак в станицу, крикнул Алене с седла поклон от Степана и скрылся, прежде чем Алена успела выскочить из избы и расспросить его о пропавшем муже...

По улицам Черкасска и по станицам бродили толпами беглецы из московских краев. Они просили работы, перебивая места друг у друга, ссорясь и вступая в драку, на потеху молоденьким казачатам. Домовитое казачество с каждым годом все больше нуждалось в работниках, но все-таки не могло принять всех беглецов, и они бродили под окнами и по базарам, вымаливая корку хлеба.

Многие домовитые считали выгодным для себя держать во дворах по полсотне вооруженных людей для охраны скота и добра от разграбления толпами голодных людей.

В прежнее время богачи охотно давали оружие в руки голытьбы и снаряжали ватажки в разбойничьи набеги на Волгу и на соседних татар, с тем чтобы после набега, в уплату за ружья и сабли, за порох и свинец, голытьба отдавала им половину добычи. Но теперь богатей, боясь за свое добро, не решались вооружать беглых.

Ни пастьба скота, ни кожевенный, ни шерстобитный промыслы, ни рыболовство и солка рыбы, ни бурлачество – ничего не могло поглотить эти бессчетные толпы голодных людей, не находивших работы.

В базарные дни сотни беглецов без дела слонялись по базарам в надежде если не выпросить, то стащить какой-никакой съедобный кусок. Иные из них продавали шапку, зипун, за зипуном рубаху и так, полуголыми, и скитались.

– Эй, урус! Продавай голова! – насмешливо крикнул на торгу в Черкасске крымский купец одному из таких оборванных попрошаек, у которого оставался лишь медный крест на ничем не покрытой волосатой груди.

– Продаю! – выкрикнул полуголый бродяга с голодным огнем в глазах. – Продаю! Гляди, православный русский народ, продаюсь басурманам! – закричал он ко всей базарной толпе. – Вези меня в турскую землю! Нет доли нам на Дону! – Он рванул с шеи нательный крест, но, зацепив ниткой за ухо, не мог его сдернуть и, не замечая боли, тянул нитку изо всех сил. – Вези!.. Покупай, вези! – исступленно кричал он крымцу.

Из толпы, обступившей отчаявшегося оборванца, резко шагнул вперед Сережка Кривой. Крепкой рукой он встряхнул обалделого малого за тощую шею так, что у того щелкнули зубы.

– Куды экий срам, чтоб русский христьянин в туретчину продавался волей?! – воскликнул Сергей.

– Что ж, к боярам назад?! Али жрать нам даете?! – окрысился тот. – Дворяне донские!.. Вишь, «сра-ам»! А подохнуть без хлеба не срам? Целыми днями таскаюсь без крошки – не срам?!

– И то! Довели, что гуртом продадимся! Пойдем в мухаметкину веру, – заговорили мгновенно столпившиеся бродяги.

– Побьем, как собак, вас от сраму! – решительно пригрозил Сергей Кривой пистолетом. – Сейчас полбашки снесу.

И внезапно, схватив за плечо одного из бродяг, он решительно крикнул:

– Пошли все ко мне во станицу: всех хлебом кормлю!

– Ты что, сбесился, Сергей?! – напали на него казаки.

– Чего я сбесился? К себе, чай, зову, не к кому! Эй, пошли задарма на харчи! – заорал он на весь базар.

Оборванцы сбились толпой, недоверчиво посматривая на шального кривоглазого казака, который и сам не выглядел богачом, подталкивали друг друга локтями; он казался им пьяным. Но их нерешительность еще больше раззадорила казака.

– Ну, идем, что ль, пошли! Ну, идем! – горячился он.

Толпа оборванцев прошагала через Черкасск.

С удивлением глядели казаки Зимовейской станицы, соседи Сергея, как выскочив из челнов у станицы, во двор к нему приплелась ватага в полсотни раздетых и босых людей.

Добытые на войне кафтаны и кунтуши, заботливо сложенные в сундук домовитой крестьянской рукой Сергея, вмиг были розданы самым голым.

– Чем не казаки! – кричал Сергей, любуясь делом своих рук. – А ну, повернись-ка! Кушак подтяни, а шапку назад содвинь... Так-то. Лихо! – суетился Сергей. – Ален, затевай пироги, чтобы на всех нам хватило! – разгульно шумел он, вытащив из куреня все свое годовое хлебное жалованье. – Пеки пироги! – поощрял он. – Пеки изо всей!..