Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– По то и спешили, что единого часа терпеть не можно: хаты горят, дети гинут у нас! – угрюмо сказал Боба, уже ставя ногу в стремя. – Приходите, добрые атаманы, на круг послушать да слово свое сказать за наше правое дело, – вскочив на коня, обратился он к донским казакам.

И все товарищи Бобы, суровые, без улыбки привета, вскочили по коням и поскакали в город в сопровождении ватаги донских казаков.

– Вот тебе и Варшаву взяли! – развел руками казак с серьгой в ухе.

– Гайда, Стенько! – позвал Тимофей сына, тронув бока своего Каурого.

Они проскакали мимо городского глиняного вала, укрепленного плетнем от размыва, и въехали в город. Но вместо того, чтобы двинуться в общем потоке к войсковой избе, они свернули в сторону и удержали коней перед богатым домом войскового атамана Корнилы Яковлевича Ходнева, украшенным замысловатой резьбой белых наличников, яркой зеленой краской стен, цветными стеклами в окнах и золотым петухом на высокой кровле.

Стенька был крестником и баловнем атамана.

С месяц назад, когда Разя ездил в Черкасск, войсковой атаман посетовал, что старый не взял с собой Стеньку, для которого у него лежал приготовленный подарок – мушкет иноземного дела.

Стенька мечтал об этом ружье со всем мальчишеским пылом. Но, кроме подарка, его влекла в Черкасск также и бескорыстная, искренняя привязанность к атаману Корниле. Он восхищал Стеньку величием, важностью и богатством, как и независимостью суждений и властным обхождением с людьми. Подражать во всем крестному, вырасти таким, как он, и стать войсковым атаманом было заветным желанием Стеньки.

Тимофей Разя иначе относился к куму: ему не нравилась боярская холя, в которой жил войсковой атаман и которая, по мнению Рази, не пристала казаку. Он недолюбливал в Корниле богаческую спесь и воеводский покрик.

Но когда злые языки говорили, что атаман завел тайные сговоры с московским боярством, Разя решительно отвергал этот поклеп:

«Нет, не таков кум Корнила, чтобы продать казачество московским боярам. Хитрость его понуждает хлеб-соль водить с горлатными шапками. Чем раздором да поперечною сварой, – он крепче удержит хитростью волю казачью от жадных боярских рук».

Тимофей втайне даже несколько гордился близостью атамана со своим семейством и его любовью к живому, горячему Стеньке.

Не сходя с седла, Разя с нарочитой смелостью стукнул в косяк окна рукояткой плети.

– Эй, кум Корней, заспался! – крикнул он. – Гонцы с Запорожья, кум!

– Здоров, кум Тимош! – узнав Тимофея по голосу, лениво и хрипло откликнулся атаман из-за закрытой ставни. – Чего ты трудишься, кум? Не молод! На то довольно у нас вестовых казаков в войсковой избе, чтобы бегать с повесткой.

– Я, кум, хотел тебя упредить по дружбе. Мыслю: важное дело послы привезли. А коли тебе не надобно, то уж не обессудь за тревогу. Ваши, значных людей, порядки иные, не как у простых казаков, – сказал с обидою Разя. – Едем, Стенька, – позвал он и тронул коня.

– Кум! Эй, кум! – крикнул Корнила вдогонку. – Воротись-ка, кум! Я спросонок, может, неладно сказал. Воротись! – Атаман распахнул окно и предстал в чем мать родила. – Ух, как солнышко светит! Ай лето назад пришло? Заходи, зараз встану, оболокусь, – сказал атаман и, тут только заметив Стеньку, с неожиданной приветливостью улыбнулся. – А-а, и крестник здесь! Здоров, Стенька, здоров? За ружьем? Уговор – дело свято. Получишь нынче ружье. Веди батьку в курень.

Обиженный Разя был молчалив. Он хотел дождаться нетерпеливых расспросов Корнилы, но пылкий Стенька, предупредив крестного, с жаром пересказал ему все, что случилось на переправе. Он ждал, что Корнила все бросит и помчится в войсковую избу. Однако атаман одевался не по-казачьи степенно, медлительно.

– Так, стало, кум, им и парома уж некогда дожидаться? – обратился он к Разе, словно не Стенька, а сам Тимофей рассказывал ему обо всем.

– Знать, то великая справа, кум, – подтвердил Тимофей.

– Хитрый атаман Ондрий Боба! Теперь, чай, все казаки закипели в Черкасске. Чай, на круг собрались у помоста... – с усмешкой сказал Корнила, натягивая высокий мягкий сапог. – Эх, Стенько, каков пес у меня завелся для травли! – почти по-мальчишески оживленно похвалился Корнила, озадачив Тимофея внезапной легкостью мысли. – Да-а, напрасно гетман Богдан понадеялся снова на крымского хана! У хана своя забота – чтобы Польша и Запорожье ослабли, – вдруг опять обратясь к Тимофею, сказал атаман. – Легковерен Хмель – вот и расплата за легковерье. Второй раз хан продал его королю... Помстятся, кум, нынче паны над казаками за повстание! Аж печень кипит, как помыслишь: браты ведь родные гинут! – с искренней болью воскликнул Корнила.