– Задохнусь и помру до время в бурдюге. Пойдем хоть на волю из духоты, благо солнышко светит, – позвала Глухариха.
Они вышли наружу.
Не разгороженный ни заборами, ни плетнями, вокруг расстилался широкий бурдюжный город. Подобно могильным холмам, высились над землей только кровли землянок, иные с трубами, а больше даже без труб, и дым выходил у них прямо из дверей и окошек. Повсюду раздавался шум стройки. Разинцы укрепляли свой город.
Возле самой землянки Степана были навалены доски, бревна, пустые бочки. Осеннее солнце светило ярко, и было приятно погреться, усевшись под солнышком, на припеке.
Алена Никитична постелила ковер, усадила гостью. Поставила перед ней угощение – наливок и вин, каких Глухариха не пробовала и в доме Корнилы, персидских сластей, заморских сушеных ягод, пастил, медовых варений.
Глухариха вздохнула.
– Живешь, как птаха, невольна душа: наливки медовы, сахары грецкие и персицкие, узорочья сколько хошь, а все же не казачке жить взаперти!
Алена от неожиданности смолчала. До этой минуты ей в голову не приходило, что другие казачки считают несчастным ее житье. Сама она чувствовала себя счастливой с того мгновенья, когда ее Стенька внезапно откликнулся ей под окном.
– Муж твой неправедное с тобою творит, – продолжала Глухариха. – Их дело мужское – казачьи раздоры, а нашу сестру не обидь! Пошто такой-то пригожей казачке страдать! Когда ж и рядиться, убором хвастать!.. К старости расползешься, как тесто, рожа морщей пойдет, брюхо вперед полезет, а у тебя и наряды зря в сундуках сопрели!
– Сама никуда не хочу! Никого мне не надо! – горячо сказала Алена.
– Сахарный у тебя казак! – усмехнулась старуха. – А слеза на глазах пошто?
Алена поспешно смахнула слезы.
– Чу-ую: сызнова затевает! – догадалась старуха. – Да ты прежде времени не горюй! – утешила она Алену. – Сборы – долгое дело: всех обуть, одеть, всем пищали да сабли... Не казаки ведь приходят, все мужики, их так-то в поход не возьмешь! Покуда всего на них напасешься – и время, глядишь, пройдет, нарадуешься еще на своего атамана... Сколь у вас ныне людей в городке?
– День и ночь скопом лезут со всех сторон! Кто же их ведает, сколько. Да много, чай, стало... Что ни день, что ни два дни, глядишь – тут и новая сотня! – простодушно сказала Алена.
– Вот я тебе и говорю: столь народу в три дня не сготовишь к походу! – продолжала старуха.
– Не нынче, так завтра! – с горечью возразила Алена. – Вот так и живу, будто смерть на пороге!
– И что ты, казачка! Какая же смерть! И матки и бабки так жили: казак-то придет да снова уйдет, а ты все в станице! Али, может, не любит тебя?! Ворожила? – соболезнующе спросила старуха.
– Страшусь ворожить, – шепнула Алена. – Да что ворожба, кума, что ворожба?! За конями к ногайцам послал намедни, еще целу тысячу лошадей указал покупать – не впрок их солить, не пашню пахать на них, – стало, в ратный поход!..
– Может, зазноба где у него? – подсказала старуха.
– Зазноба? – растерянно переспросила Алена. – Нет, не мыслю того. К ратным делам у него охота, они его и сбивают...
– А на что же тебе, кума, женская сила! – воскликнула гостья. – Ты его сговори помириться с Черкасском. Твой небось ведь Корнея страшится, а тот его опасается... Мужикам-то что! Мужики по Стенькины денежки лезут, чуют богатство! А как станет мошна пуста, что тогда? Кому будет надобен твой атаман?! Надо ему во старшине себя утвердить! Пришел бы ныне в Черкасск, подарил бы Корнея перстнем, сабелькой доброй, как водится в атаманах, коня бы привел в поклон крестну батьке, – не лютый зверь, и сам Корней рад будет миру! И город строить не надо, и денежки оставались бы целы! Рядом с Корнилой отгрохали бы не дом, а хоромы! От доброй-то жизни и твой не захотел бы воевать, сидел бы в Черкасске, да и ты бы, на завидки казачкам, рядилась. Корнилиха локти бы грызла от злости!
Старуха внезапно умолкла, испуганно озираясь: голос Степана послышался рядом, за грудой каких-то бревен...
– Осерчает – увидит! Не любит меня твой казак. Схорони-ка! – заметалась старуха.
– Сиди, кума. Али ты не казачка? – успокоила Алена.
– Страшусь твоего-то! По голосу чую – гневен идет. Под сердитую руку не пасть ему...
Алена Никитична не успела и слова молвить, как тучная Глухариха проворно исчезла в огромной пустой бочке, поваленной среди других возле атаманской землянки...
Степан подошел с Наумовым. Только что он проверял на острове запасы разных товаров и теперь как раз говорил о том, о чем и приехала разведать атаманская подсыльщица и что было важнее всего для Черкасска:
Читать дальше