Степан Злобин - Степан Разин (Книга 2)

– Дура! Каким князьям? Князя мы на воротах повесили, а сами пошли праведна ватамана искать: к Алехе Протакину, к Василию Лавреичу Усу и к тебе, ватаман честной, – поклонился мужик Разину.

– А на что вам во все концы посылать? Шли бы разом сюда. Наш атаман удал и богат, всем Доном владает! – сказал молодой кашевар.

– Наш атаман прошлый год персицка царя покорил, караваны купецкие разбивал, воевод казнил, а царь ему милость дал, – подхватили собравшиеся казаки.

– А ныне наш атаман казацкое царство ладит от Буга до Яика, всех беглых зовет! – подойдя, подхватил Еремеев.

Тот мотнул головой.

– Пошто к вам! К Василию Лавреичу, мыслю я, наша дорога.

– А что за Василий?

– Василия Уса не слышал?! Таков богатырь-то великий! Бояр сокрушитель, дворян погубитель, неправды гонитель – вот кто он, Василь-то Лавреич! Он ватаман-то поболе вашего будет!

– Поболе?! – с насмешкой переспросили его из толпы.

– Мужики с ним всю Тульщину и Тамбовщину погромили, дворянские домы пожгли, – продолжал пленник. – А вы что? Слава про вас шумна, а поистине молвить, так вы не за правду идете, а по корысти...

– А Васька за правду? – спросил Разин.

– Василий за правду! – уверенно подтвердил пленник. – Все ведают, что Василий Лавреич за правду. За ним-то всяк, не жалея души, полезет. Таких ватаманов, как он, больше нет...

– Сам видал ты Василья? – спросил его Разин.

– Я не видал. Народ видел! Весь народ говорит – стало, правда!

– Каков же он атаман?

– Орел! Собой богатырь. И ростом взял, и дородством, и силой, и головою мудрец. С ним разок человеку потолковать, его речи послушать – и хватит тебе утешенья и радости на всю жизнь.

– Красно говоришь!.. – оборвал Минаев, подошедший со стороны, заметив волнение и скрытую ревность в глазах Степана.

– А где он, Василий-то, ныне стоит? – в свою очередь, перебил Степан.

– Вот и сам-то ищу. Сказали, что тут на Иловле, али на Камышинке-речке, в лесу он скопляет силы. Тьма народу к нему идет. Сказывают, и в день и в ночь все приходят.

– Митяй! Мы писали ведь к Ваське? – спросил атаман Еремеева.

– В первый день, как в Черкасск пришли, батька.

– А что ж он на отповедь?

– Невежа, нахальщик! – отозвался из толпы Наумов. – Гордится, знать, крепко: ни послов не шлет, ни сам не идет. Пошли-ка к нему меня, Тимофеич. Уж я наскажу ему ласковых слов... За рога приведу с повинной!..

– Ты с ним свару затеешь, а нам надо дружбой. Один у нас враг-то – бояре! – ответил Степан.

– Есаулов послать с дарами! – выкрикнул кто-то из казаков.

– Ладно, там разберемся... Пустить мужика, куды схочет сам. На что нам его! – прервал Разин.

Слава Василия Уса встревожила Разина. Кругом шумел свой огромный табор. Все было покорно воле Степана, но слова мужика не давали ему покоя.

"Единый должен быть атаман у всех казаков, – думал Разин. – Вон тогда, при Богдане, какая могучая Украина повстала – держава великая! Все атаманы и атаманишки под единую руку пришли... Говорят, что меня весь народ величает, ан – врут! Не в едином во мне народ спасения ждет. И сам ведь я ныне слыхал, как Ваську народ прославляет... В глаза-то первым меня зовут, а в сердцах как?.. Походи по стану, послушай, что бают, может, иное услышишь – не похвалу себе, а укор...

Ведь видать, что мужик не подсыльщик, от сердца все молвит... А к Ваське придет ли кто с эдаким словом про Стеньку, Разина сына?!"

Василий Ус лежал у лесного костра на овчинной подстилке. Перед ним стояла глубокая деревянная миска с похлебкой.

– Да кушай ты, Васенька, кушай, сыночек. Не станешь ись, язва тебя еще пуще замучит. Перво дело с твоей хворью – ись надо лучше. Грудиночка-то жирна-а!.. – уговаривала его старуха стряпуха.

– В душу нейдет. Отвяжись, мать! – отмахнулся Василий. – Укрой тулупом, знобит меня что-то...

– Туманом с реки потянуло – вот то и знобит! – отвечала старуха, уже укрывая его огромной шубой на волчьем меху. – Горяченькой похлебал бы – и легче бы стало!..

Василий смолчал. Он лежал, как груда огромных костей, набитых в кожу. Все большое бессильное тело атамана было словно чужое его живой русоволосой голове, на которой светились темные большие глаза. Кудрявая русая борода еще не серебрилась сединой.

– Знахарка прислала тебе щавельку. Велела сырым ись, – сказала старуха.

– Ну вот, угодила! Давай сюда. Я ныне будто корова – любую траву, а пуще с кислинкой бы ел.

Старуха придвинула к нему лыковую плетеную кошелку с щавелем. Василий набрал костлявой рукой полную горсть.