Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Лейтенант сидел за столиком, что-то писал, и, выждав, когда карандаш перестал бегать по бумаге, Номоконов сказал:

– Погоди маленько, командир, дело есть. Это, который фашист меня ударил, опять явится. Так знаю. Однако я назад пойду, обрат­но, ловить буду, скрадывать. Убью – обязательно новый приползет.

– Ложитесь и отдыхайте, – мягко сказал Репин. – У меня тоже есть дело. Завтра вы получите очень важное задание. Здесь, на месте, в этой избе. А сейчас – спокойной ночи.

– Напрасно, лейтенант, – заторопился Номоконов. – Погоди, слушай. Приманка там, хугур. Про это не осмелился…

– Слышали, что я сказал? – нахмурился Репин. – Вам непри­вычно в этой обстановке, трудно… А давайте все-таки по-военному. Как надо отвечать командиру?

– Я хотел для пользы, – пожал плечом Номоконов. – А раз сердитый, чего ж… Слушаюсь, лейтенант.

– Вот так лучше, – снова начал писать Репин. – И еще меня зовут – товарищ.

Ночью Номоконов проснулся от мягкого прикосновения чьей-то руки. Возле нар стоял лейтенант Репин, озабоченный, хмурый, и надевал телогрейку.

– Пойдемте вместе.

– Куда?

– Здесь, недалеко, – ответил Репин, подвешивая к поясу гра­нату. – Дубровин не вернулся, надо посмотреть… Только что позвонили…

Сон как рукой сняло. Мгновенно оделся Номоконов, взял вин­товку. По лицу командира он видел, что случилась беда. Во вре­мя занятий поглядывал лейтенант на часы – ждал еще одного стрелка. Наверное, важную цель заметил Дубровин, еще на де­нек остался – в особых случаях, если требует обстановка, это раз­решалось. Так подумали… «Неужто пропал?» – вспомнил Номо­конов человека с добродушным круглым лицом, который первым приветствовал его в блиндаже и свою большую ладонь протяги­вал. Чего глядеть ночью на снайпера, затаившегося на позиции? Что случилось? Кто донес?

Быстро шел командир взвода по широкому заболоченному лугу, брел по воде, раздвигал руками камыши, ничего не объяснял. За озерком остановился Репин, свернул вправо, вышел на пригорок. Над лесом вспыхнула далекая ракета. Номоконов прилег, лейте­нант опустился на колено. Снова все погрузилось в ночной мрак, и лейтенант жутко ухнул «филином».

«Смелый и ученый, – ласково подумал солдат о своем ко­мандире. – Хорошо идет, все места своих стрелков знает, за всех беспокоится. Попробуй в этом болоте разберись». Лейтенант при­встал, нетерпеливо шагнул вперед: вдали послышался тревожный крик ночной птицы.

– Этак нельзя, – зашептал Номоконов, схватив командира за полу телогрейки. – Кругом слушай, терпи.

– Санитары там, – спокойно сказал Репин. – Свои. Зачем собра­лись санитары возле сидки снайпера? Что делают?

На бугре замаячила тень, и, легонько свистнув, лейтенант сме­ло пошел вперед, остановился.

– Миной, – равнодушно заговорил человек, сидевший на зем­ле. – Перед темнотой ударили, у всех на глазах. Прошел немного и упал. За бугром подобрали. Мертвый.

– К нам отнесите, – сказал лейтенант. – Сами похороним. Командир взвода пополз к пню, черневшему на вершине бугра, и зашарил руками. Земля отдавала кисло-терпким запахом взрывчат­ки. Номоконов нащупал винтовку Дубровина, застрявшую в развилке корня, вырванного взрывом, открыл затвор. В патронни­ке оказалась пустая гильза. Что-то бормотал лейтенант, ползая по земле, смотрел на далекий лес, над которым вспыхивали ракеты, озирался по сторонам, и Номоконову стало жаль его.

– Слушай, командир, – горячо зашептал он. – Вали домой, отдыхай. Я тут останусь, рядом. Гляди, напролом действовал Дубро­вин, не хитрил. Кто в этом голом месте устроился бы на вершине? На самом гребешке? Да еще за пнем? Ударил раз – и засекли. Гля­ди, понадеялся парень, зарывался неглубоко. Я так… ниже надо, за спиной будет бугор, обману. Ловить фашистов буду, не жалеть огня – пущай бьют по вершине, пни дергают.

– Да-да, правильно… Я понимаю… За этим и пришел… Отправляя Дубровина на позицию, на бугор, к черному пню, просматривавшемуся со всех сторон, командир взвода, наверное, не сказал ему слов, которые только что услышал. Встал лейтенант, закинул на плечо ремень винтовки.

– Не разрешаю оставаться!

Утром, перед разводом на занятия, командир взвода кому-то позвонил по телефону, сказал: «На двадцать четыре человека один убит», тут же потянулся к списку личного состава, висевшему над столиком, и вычеркнул одну фамилию.

О гибели Дубровина знали не все. Прислушался к телефонному разговору молодой солдат, вытянул шею, осмотрел хмурые лица товарищей: