Борис Хотимский: Витязь на распутье

Возможна ли жизнь нелегкая российская без песни, да еще перед ликом военных испытаний? И фельдфебель Жучин сочиняет солдатскую песню, преисполненную глубокими верноподданническими чувствами и высоким, истинно патриотическим пафосом:

Но в отправлявшихся на фронт маршевых подразделениях почему-то предпочитали петь иное. Звучало четко, как барабанная дробь, — под такое легче шагалось. Особенно под припев, с отчаянным присвистом:

Легко шагалось под такую песню. А дальше… Дальше ждало то, что легким не бывает. И быть не может.

Оставшиеся в тылу певали всякое прочее. Возвращаясь однажды домой после смены, уже затемно, Иосиф услышал звуки двухрядки. Озорной голос невидимого в темноте гармониста выкрикивал:

Иосиф усмехнулся невесело. Так, значит, реагирует народ на введение «сухого закона». Что сказал бы теперь тот рабочий из Климовска?..

Появилась десятикопеечная почтовая открытка Никольской Общины Российского Общества Красного Креста: в уютной, чистой избе сидит солдатик с румяным толстощеким личиком пай-мальчика, в накинутой шинели, в забинтованной руке держит ровненькую палочку. На него глядит, его слушает, раскрыв глазки и ротик, тоже румяная и толстощекая пай-девочка в красной косынке. И — надпись славянской вязью: «Не спускала бы я глаз, все бы слушала рассказ». Эти упитанные «детки» умиляли до слез не нюхавших пороху обывателей.

Появились в Подольске первые калеки войны — кто на костыле, кто с пустым рукавом. Среди них и дядя Юозас, раненный в ногу. Он привез с собой номер «Социал-демократа» со статьей Ленина о войне, выступил перед подольскими большевиками. Рассказал о фронтовой жизни, о том, как гибнут солдаты из-за бездарности иных генералов, как не подвозят своевременно снаряды — и артиллерия не может поддержать пехоту, идущую на заведомую погибель. О том, что немало горлопанов из тыла приезжает к ним на фронт — звать на смерть «за веру, царя и отечество». А веры ни во что не остается, и царь давно не люб. Что же касается отечества… давненько надо бы навести в нем справедливый порядок, и сделать это могут только рабочие и крестьяне. Те, кто получил винтовку в руки, и те, которые остались у станков, — и те и другие вместе, объединясь. Путь у народа один: добыть себе права и покончить с войной, от которой одним только богатеям барыши, а бедному люду разорение и гибель пуще прежнего. Эта война должна породить революцию, а революция положит конец самой войне. Так думают большевики. Так говорят они солдатам, разделяя с ними все тяготы окопного бытия. И многие солдаты уже не отмахиваются, как бывало, а прислушиваются. Иные же и сами большевиками становятся.

Дядины рассказы и статья Ленина — все это оседало в душе Иосифа, дозревало, как добрая земля, готовая выбросить навстречу небу живые зеленые ростки. А на первых порах, искренне полагая, что бороться за социальную справедливость можно только в защищенном от внешнего врага отечестве, Иосиф готов был отправиться с маршевой ротой туда, где ежедневно гибли его сверстники, где потребны многие тысячи крепких и смелых парней.

— Пушечное мясо потребно, — возражал ему один из местных большевиков. — И опять же, кому потребно? Не нам с тобой. Не рабочему, не крестьянину и не солдату. Нашему брату от войны один убыток, а царям да буржуям слава и прибыль. Министрам царским и жандармам тоже выгода. Дескать, народ против них не выступит, другим делом занят. Ты вникни…

Иосиф слушал, сосредоточенно сведя брови, старался вникнуть. А тот растолковывал терпеливо:

— Стравить меж собой народы, чтобы друг на дружку, как стенка на стенку, шли, — глядишь, своих господ в покое оставят. Господа будут жрать до икоты да благоденствовать до одури, а из рабочего и крестьянина последние соки выжмут — война, мол! Всем теперь беда, дескать, всем терпеть приходится… Кабы всем, а то ведь — кому пироги и пышки, а кому… не тумаки и шишки, а увечья и смерть! Вот так-то, Иосиф! Побереги-ка свою удаль для нашего, революционного дела. Уразумел?