Нина Молева - А. Г. Орлов-Чесменский

Все равно не благоволил ему государь Александр Павлович. В Москву на коронацию приехал, папеньку видеть не хотел. Отрядов милицейских будто не заметил.

А хотелось папеньке при дворе быть. Очень хотелось. Не ради себя — ради меня. Все о женихах хлопотал. Место мне в жизни искал. Дядюшка Владимир Григорьевич один раз при мне сказал: ничего не выйдет, Алеша. Оставь, чтоб беды не накликать. Горько папеньке было. Себя переломил — с княгиней Дашковой объяснялся.

После папеньки все иначе пошло. В Петербург переехать пришлось. В 1817 году в камер-фрейлины пожаловали. При коронации государя Николая Павловича в кавалерственные дамы. Государыня императрица Александра Федоровна особое благоволение оказывала. С ней и по России и за границей путешествовать довелось.

Разве скажешь, что душа не лежит, что одна мысль в монастырь — в обитель уйти. В тишине да молитве дни проводить. Никто бы разрешения не дал. На богослужения государыня хотела, чтобы во дворцовую церковь ходить, да разве там молитва. Искушение одно. Лукавство.

В Казанском соборе проповедь отца Фотия первый раз услышала — будто небеса разверзлись. Он тогда сам сказал: возвысил вопль свой, яко трубу, против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина «Сионского вестника» — всех не перечислишь. Соблазнов во множестве было — всех изобличать стал.

Сразу всего не поймешь. Против Лабзина, а как же Новиков? Доброта его к людям великая. Авдотьино его рядом с нашей орловщиной. Дома крестьянам каменные поставил. Хлеб в закромах на неурожайные годы держал. Все раздавал. Деньгами отдать не могли, на общей пашне работали. Тогда до разговоров таких не дошло. Туго отцу Фотию пришлось — удалили его из Петербурга в самый что ни на есть захудалый Деревяницкий монастырь, в трех верстах от Новгорода, настоятелем.

Тогда-то и хотела сама постриг принять — не разрешил. Велел в миру оставаться. По делам церковным хлопотать. От двора не отдаляться. Трудно? И слышать не хотел. Мол, как обет послушания принять должно. Сам втайне ото всех вериги надел, постом себя укрощал.

Сначала немного делать удавалось. С новостями петербургскими к нему в монастырь приезжала, пожертвования на монастырь давала. Позже удалось митрополита Серафима умолить. Перевел в Сковородский монастырь с возведением в сан архимандрита, а там и в Петербург вернул. С обер-прокурором Синода князем Александром Голицыным в моем доме встречаться стал.

Одно дело при государе Александре Павловиче — государь всем наставлениям открытое сердце имел. Другое дело — государь Николай Павлович. Слушать учителя духовного слушал, в любое время принимал, а все поучения мимо ушей пропускал.

Тяжко было отцу Фотию. Очень тяжко. Метался. Истязал себя всенощными бдениями, постом. Спать ложиться в гробу стал. Государь ни на что внимания не обращал. Чуть не безумным его почитать начал. Меня остерегал: подолгу с ним говорю, приказам его подчиняюсь.

Теперь и отца духовного не стало. Помогла ему Юрьев монастырь обновить, отстроить. Он там лег и папенькино место там же.

Верх Бежецкий… Все равно новгородские земли. От Новгорода до монастыря рукой подать. На берегу Волхова, при устье ручья Княжева. Папенька о местах княжеских говаривать любил — так и здесь монастырь древнейший, начала XI века. И основал его князь Ярослав Владимирович. В год маменькиной кончины перенесли в монастырь мощи святого Феоктиста, архиепископа Новгородского.

Может, и маменькин гроб перевезти бы надо. И братца Иванушки — четырех лет преставился. Да нет, не помню их. Папеньке когда-то сказала: лучше бы мне уйти, а братцу остаться. Как-никак сын, наследник. Папенька вскинулся. Никогда, мол, так не говори и в мыслях держать не смей. Ты мне одна нужна, никого кроме.

Вот теперь и останусь с папенькой. До своего века. Другим не нужен стал — мне нужен. Мне дорог. С поместьями распоряжусь: половину крепостных в вольные хлебопашцы запишу, половину в Удельное ведомство отдам. Пусть на воле живут, Орловых добрым словом поминают. Как Николай Иванович Новиков доказывал. И папенька так думал. И дядюшка Григорий Григорьевич.

Никак подъезжаем? Какая дорога ни дальняя, а все к концу подходит. Вороны закричали. Ямщики перекликаются. Дымком потянуло. Теплым. Горьким… Как же это деревенька дедовская называлась, откуда все наши пошли? Из головы вылетело. Нет, вспомнила, вспомнила — Люткино. На Новгородчине…

Молева Нина Михайловна — москвичка, окончила филологический факультет и аспирантуру Московского университета, а также Щепкинское училище при Малом театре. Доктор исторических наук, кандидат искусствоведения, профессор, член Союза писателей и Союза художников России. Архивист по убеждению. Ученица Игоря Грабаря. Автор 49 научно-исследовательских и художественных книг, около 300 статей и публикаций. Особое увлечение — Москва с доисторических времен до наших дней. Среди произведений: «Архивное дело №…», «Человек из легенды», «Ошибка канцлера» (роман), «Княгиня Екатерина Дашкова» (роман), «Манеж. Год 1962-й» (Историческая хроника), «Когда отшумела оттепель» (Историческая хроника), «Московская мозаика», «Москвы ожившие преданья», «Жизнь моя — живопись», «Москва извечная» (Годы исторической хроники), «Московские были», «Литературные тропы Москвы», «Путями истории, дорогами искусства».