Сергей Морозов - Бах

Бахи умели справлять семейные праздники. Не обходилось, конечно, без музыки. Добрая половина родичей пела, другие музицировали либо плясали. Это были веселые дни.

Как-то в Арнштадте объявился родной брат Себастьяна, Иоганн Якоб, средний в семье покойного Амвросия.

С детства непоседа, он больше всего напоминал собой Бахов – бродячих музыкантов. Времена теперь другие, и бродяжничать можно не только по дорогам Германии. Брат приехал повидаться и проститься с родней: по контракту со шведскими властями он отправляется на службу в армию короля Карла XII гобоистом гвардейского оркестра. Такая выдумка не в духе Себастьяна. Но если брат собрался, если не внемлет советам – воля его.

Устроили по этому поводу праздник. Иоганн Себастьян отозвался на него шуточным «Каприччио на прощанье с горячо любимым братом» (992). Он знал немало подобных сочинений на свободные темы, в частности немецкого композитора и органиста XVII века Фробергера; ему были известны инструментальные пьесы французов Куперена и Рамо, в них содержались музыкальные изображения охот, пения птиц, сражений. В папках нот Себастьяна лежали прилежно переписанные пьесы лейпцигского кантора, почтенного Иоганна Кунау. К примеру, соната на библейские темы. Пройдут десятилетия, и венский классик Йозеф Гайдн разовьет подобную программную музыку.

Пятичастное каприччио Баха относится именно к такому жанру. В пьесе содержатся увещевания братьев, пытающихся ласковыми словами, сопровождаемыми нежной мелодией, удержать любимого брата от путешествия. Но музыка и предостерегает. Следуют эпизоды, рисующие ужасные происшествия, которые могут приключиться в пути; в третьей части перед порывистым прощанием слышатся рыдания; венчают каприччио двойная фуга, она чудно варьирует тему почтового рожка, объявляющего отъезд, и эпизод прощанья близких с путешественником...

Каприччио сыграно, вино выпито, Иогаин Якоб покинул Арнштадт. Предостережения шутливой музыки оказались вещими: гобоист испытал немалую горечь, сопровождая с гвардейским оркестром своего повелителя Карла XII в его постоянных походах. Судьба забросила Баха на Украину; после поражения, нанесенного шведам русскими войсками под Полтавой в 1709 году, гобоист вместе с королем оказался плененным турками у Бендер. После освобождения он отставным музыкантом жил в Стокгольме.

А старший брат Иоганн Христоф? И он, по всей видимости, присутствовал на проводах Якоба: ведь в каприччио не брат, а братья предостерегают отъезжающего дорогого гостя. Себастьян не обошел вниманием и старшего. Ему он тоже посвятил пьесу, вежливую, почтительвую, с улыбкой, чуть педантичную, в характере брата.

...Близилась осень 1705 года, Иоганн Себастьян попрежнему прилежно выполнял свои обязанности органиста. Но равновесию его жизни в Арнштадте угрожала опасность. Влиятельные бюргеры, прихожане Новой церкви, все чаще открыто выражали неодобрение вольностям, которыми, по их мнению, упрямый органист украшал богослужебную музыку. Обработки хоралов и всякого рода вариации весьма отходили от канонизированной музыки. Проповедник храма, доброжелательный молодой магистр Утэ, и тот едва сдерживал ворчание паствы и смягчал замечания консисторского начальства.

К тому же репутацию молодого музыканта и кантора пошатнули в городе его ученики. Иоганн Себастьян не терпел грубости и лени; вспыльчивый, выходил из себя в классе при нарушении порядка. Среди учеников были великовозрастные, они-то и донимали Баха чаще всего. Это они по вечерам, когда уже запирались городские ворота, пользуясь потайными лазами в стенах, оказывались в неположенных местах за пределами городка, распространяли всякие нелепые слухи об учителе.

Ученические хоры в бедных городах тогдашней Германии редко отвечали строгим певческим требованиям. Сверстник Иоганна Себастьяна, гамбургский музыкант, певец, а в будущем критик и композитор Маттесон – имя его еще много раз встретится в книге, – так писал о подобных хорах: бывали в их составе дискантист, «поющий слабым фальцетом, как старая беззубая бабушка», альтист, «мычащий, как теленок», тенор, который «ревет по-ослиному», а начинающий бас, «исполняя нижнее соль, жужжит, как майский жук в пустом сапоге».

Нет основания дурно отзываться о певческих способностях арнштадтских учеников Баха. Их голоса все же отвечали замыслам юного Баха. Но в своей вспыльчивой строгости наставник в классе, очевидно, переходил иногда границу допустимого. Старшие ученики, в свою очередь, только и ждали стычки с ним.