Олег Михайлов - Генерал Ермолов

На плодоносных полях Бородина закипели инженерные работы; ряды штыков засверкали среди жатвы; конница, пехота и артиллерия занимали свои места. «Здесь наконец остановимся!» — думал каждый воин.

Утром 23 августа Ермолов прощался с Денисом Дэвыдовым, которому Кутузов дозволил с легкой командой из казаков и гусар идти в партизанский рейд по тылам Наполеона.

За околицей села Семеновского, резиденции Багратиона, Давыдов, завернувшись в бурку, лежал прямо на траве и с обычной своей пылкостью говорил двоюродному брату, расположившемуся на полусгнившем пеньке:

— Бог мой! Вот поля, вот село, где провел я беспечные лета детства моего и ощутил первые порывы сердца к любви и к славе… Но дом отеческий одевается дымом биваков, и громады войск толпятся на родимых холмах и долинах. Там, на пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с алчностью читывал известия о завоевании Италии Суворовым, о победах русского оружия на границах Франции — там закладывают редут. Красивый лесок перед пригорком обращается в засеку и кипит егерями — как некогда стаею гончих собак, с которыми я носился по мхам и болотам. Все переменилось! И сам я лежу под кустом, не имея у!ла не только в собственном доме, но даже и в овинах, занятых начальниками. Гляжу, как шумные толпы солдат разбирают избы и заборы Семеновского, Бородина и Гсрок для строения биваков и для костров… Брат! Признаюсь, слезы наворачиваются на глаза мои. Но их осушает чувство счастья видеть себя, Льва щ Евдокима вкладчиками крови и имущества в сию священную лотерею!

Два родных брата Дениса Давыдова в рядах боевых офицеров готовились принять участие в сражении.

— Мы будем биться, как львы, потому что в нас — надежда, в нас — защита любезного Отечества… — глухим, низким голосом отвечал Ермолов. — Мы можем быть несчастливы. Но мы русские, и в несчастье победа будет одинаково гибельна для врага! — Он с горькой нежностью посмотрел на двоюродного брата, почитая ею идущим на верную смерть, и попросил: — Расскажи же поскорее о подробностях нового твоего назначения. Я каждую минуту жду адъютанта с вызовом к Михаилу Богдановичу…

Ермолов и с прибытием Кутузова оставался в должности начальника главного штаба 1-й армии и теперь имел, во своим расчетам, всею полчаса времени на проводы.

Давыдов приподнялся на локте и с гусарской беспечностью проговорил:

— Иду на злодеев с малой горсткой! Вчера вечером князь Багратион вызвал меня и объявил: «Светлейший согласился послать для пробы одну партию в тыл французской армии. Но, полагая успех предприятия сомнительным, назначает только пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков.

Он хочет, чтобы ты сам взялся за это дело». Я отвечал:

«Я бы стыдился, князь, предложить опасное предприятие и уступить исполнение его другому. Вы сами знаете, я готов на все. Надо принести пользу — вот главное, а для пользы людей мало!» — «Он более не дает». «Если так, — говорю я, — то иду с этим числом. Авось открою путь большим отрядам!» «Я этого от тебя и ожидал, — сказал князь Петр Иванович и добавил: — Впрочем, между нами, чего светлейший так опасается? Стоит ли торговаться несколькими сотнями людей, когда дело идет о том, что в случае удачи ты можешь разорить у неприятеля и заведенпя, и подвозы, столь для него необходимые? А в случае неудачи — лпшиться горсти людей…»

— В том числе и своей собственной головы, — бросил Ермолов.

— Да ведь ты не хуже моего знаешь, Алексей Петрович, что война не для того, чтобы целоваться! — мгновенно ответил Давыдов своим высоким, резким голосом. — Но слушай. «Верьте, князь, — объясняю я ему, — клянусь честью, что отряд будет цел. Для сего нужны только при отважности в залетах решительность в крутых случаях и неусыпность на привалах и ночлегах. За это я ручаюсь…

Только, повторяю, людей мало. Дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет». «Я бы тебе дал с первого разу три тысячи, ибо не люблю ощупью дела делать. Но об этом нечего и говорить. Светлейший сам назначил силу отряда — надо повиноваться!..»

— Ах, князь Петр Иванович! Лев с орлиным сердцем! — воскликнул Ермолов. — Узнаю любимца русского солдата!

— Тогда Багратион, — продолжал Денис Давыдов, — сел писать и написал мне собственною рукою инструкцию, а также письма к командиру Ахтырского гусарского полка Васильчикову и генералу Карпову. Одному — чтобы назначил мне лучших гусар, а другому — казаков. Спросил: имею ли карту Смоленской губернии. У меня ее не было. Он дал мне свою и, благословя меня, сказал: «Ну с богом! Я на тебя надеюсь!»