Олег Михайлов - Генерал Ермолов

— Ну что ж, — кисло улыбнулся щуплый Юрковский, — в утешение голодному остается любоваться пригожим станом и прелестными глазками амтманнши!..

Генерал-майор Марков, как человек весьма ловкий, не показал удивления, видя своих полковников, вышедших из огня, словно этим они исполнили его распоряжение. Начались подсчеты, потерям в сражении, где пятитысячному русскому авангарду противостояло до девятнадцати тысяч французов корпуса Бернадота.

— Давайте-ка, господа, ложиться почивать, — потягиваясь, предложил Марков. — Утро вечера мудренее…

Тут захлопали двери, застучали сапоги, и в залу в сопровождении большой свиты вошел генерал-лейтенант Багратион, прибывший из Петербурга и назначенный командовать сводным авангардом армии. Ермолов увидел сорокапятилетнего и уже лысого генерал-майора Барклая-де-Толли, мундир которого был украшен только Георгием и Владимиром 4-й степени, а также штурмовой Очаковской медалью, генерала де Бальмена, командира кавалергардов Трубецкого, а за ними — юного гусарского поручика в красном ментике, курчавого, с лихо закрученными усами, в глазах которого светились любопытство и отвага.

Не стесняясь высокого начальства, выслушивающего рапорт Маркова, Алексей Петрович кинулся к гусару, обнимая и целуя его:

— Денис! Братец! И ты к нам! Вот это новость!

Денис Давыдов, обрадованный и смущенный, говорил в ответ:

— Помилуй! Свершилась мечта моя… Я в армии! Я дышу свежим воздухом! Не в гарнизонной службе, не на придворных балах…

— Постой, — перебил его Ермолов, — да куда же ты определен?

— В адъютанты к его сиятельству князю Петру Ивановичу, — радостно сверкая глазами, отвечал двадцатидвухлетний поручик. — Я хочу, чтобы мое имя, как пика, торчало во всех войнах!

— Ты, я слышал в Москве, стал изрядным стихотворцем?

И кажется, за свои вирши поплатился?

— Да, я расстался с гвардией… Но не жалею об этом! — воскликнул Давыдов. — Душой и телом я гусар. В славном Белорусском полку, среди гусарской вольницы, обрел я новых друзей, готовых со мной в огонь и в воду. Они возбудили во мне стремление воспеть русского гусара!..

И он своим высоким, резким голосом прочел:

— Живо! Пламенно! — одобрил Алексей Петрович.

— Довольно я был повесой! — говорил Давыдов. — Бывало, закручу усы, покачну кивер на ухо, затянусь, натянусь да и пущусь плясать мазурку до упаду… Как только загорелась война, я стал рваться в огонь, перешел в лейбгусарский полк — и вот я здесь…

— У такого командира, как Багратион, есть чему поучиться, — улыбался, глядя на своего пылкого двоюродного брата, Ермолов. — Только вот тебе мой непременный совет или даже приказ: немедленно сними свой красный ментик.

— Да отчего же? — чуть ли не возмутился Денис. — Горжусь, что лейб-гусар!..

— Да оттого, братец, — с легкой насмешкой проговорил полковник, — что можешь быть в нем ранен или убит от своих… Ближе остальных французов к нам корпус Бернадота, а у него красные ментики, подобные нашим лейб-гусарским, носит 10-й Парижский полк…

Несмотря на страшную усталость после тяжелого боя и изнурительного отступления, Ермолов проговорил с ДРНИсом Давыдовым до утра. Они вспоминали близких и родные, оставшихся в России, перебирали имена славных командиров, рассуждали о настоящей кампании, где русским приходилось действовать против грозной армии Наполеона без союзников.

Прусской армии как боевой единицы фактически уже не было.