Олег Михайлов - Генерал Ермолов

Он стремился, по возможности, смягчить страшный обычай и, когда узнал, что у шамхалы акушинского Зухумкадия существует канлы к одному из знатных жителей, убедил прекратить ее и предать дело полному забвению.

Кровный враг шамхалы был позван к Зухум-кадию и по прочтении муллою молитвы и трехкратного взаимного поглаживания бород мир между ними был установлен. В другом случае Ермолов хотел было помирить шамхалу Тарковского, который питал к нему глубокое уважение и жена которого нянчила старшего ермоловского сына, с его кровным врагом, однако вскоре отказался от этого. Главы враждебных семейств заявили, что готовы исполнить его волю, но добавили, что потеряют после того всякое уважение жителей.

Ермолов познал и навсегда полюбил Кавказ, его природу, его суровую жизнь.

О крутых мерах Ярмула в отношении немирных горцев говорилось и писалось много. Но часто молва раздувала и преувеличивала их. «Действительно, — отмечает современный исследователь, — Ермолов был сторонником —суровых мер и придерживался мнения, что „одна казнь могла сохранить сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены“. Вместе с тем не вызывает никаких сомнений, что эти суровые меры Ермолов применял преимущественно в отношении изменников, входивших в сношения с персами или турками, и разбойников, совершавших опустошительные грабительские нападения на селения русских и горцев, принявших покровительство России» note 10.

Ермолов умел карать, но Ермолов умел и прощать.

В предписаниях главнокомандующего Мадатову сказано:

«Одобряю весьма, что возвратили захваченных женщин; не говорю ничего и против освобождения пленных, ибо полезно вразумить, что русские великодушно даруют и самую жизнь, когда не делают упрямой и безрассудной защиты».

И далее: «В рассуждении пленных предлагаю вашему сиятельству к соблюдению впредь следующие замечания: внушить войскам, чтобы не защищающегося или паче бросающего оружие щадить непременно…» «Селение Казах Кечу выслало старшин с хлебом и солью, которые, раскаиваясь в сделанных ими преступлениях, вверили себя великодушию войск. Не приличествовало наказывать таковых и им прощено».

Испанский революционер дон Хуан Ван Гален, который, спасаясь о г инквизиции, определился с помощью друзей в 1819 году на службу в Кавказский корпус, вспоминал, с каким благоразумием и осторожностью обходился Ермолов с местными хавами, сколь тонкую политику проводил в отношении мирного населения. Именно доброе обращение русских с жителями Кумуха во время дагестанского похода 1820 года убедило их, что война ведется не с казикумыками, а с их вероломным притеснителем Сурхай-ханом, которого они и не впустили в аул. А. С. Грибоедов писал в путевых заметках о том, что в станице Андреевской «на базаре прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей — ныне самих продавцов вешают». Впрочем, эти меры Ермолов применял лишь в крайней необходимости.

«Наказывать не трудно, — сообщал он дежурному генералу Закревскому, — но по правилу моему надобно, чтобы самая крайность к тому понудила».

Не следует забывать и о том, что многие поступки Ермолова, рассматриваемые изолированно, выглядели совсем поиному в общем контексте феодального произвола на Кавказе, когда бесчеловечные репрессии ханов в отношении подданных принимались чуть ли не за обыденность. Шамхал Тарковский бросал жителей в темную сырую яму, избивал их палками, выкалывал глаза. Аслан-хан Кюринский отбирал у подвластных крестьян дочерей и выменивал на лошадей у соседних чеченцев. Аглар-хан Казикумыкский применял к провинившимся пытки каленым железом, отрезал им уши, протыкал шилом языки, лил на бритую голову кипящее масло. Самые суровые меры русских в отношении вооруженного неприятеля не могли идти ни в какое сравнение с изощренной жестокостью горских феодалов, терзавших и мучивших своих подданных.

Наказывая противников, Ермолов стремился всегда оставаться справедливым независимо от того, кто был перед ним — принявший сторону персов грузинский царевич Александр, вероломный казикумыкский хан, мятежный каракайтагский уцмий или наивный простой горец. Недаром имя Ермолова внушало на Кавказе не только страх, но еще и неподдельное уважение среди разноплеменных народов.

Всякий раз он глубоко вникал в суть дела, руководствуясь прежде всего государственными интересами России.

Объезжая в первый раз Кавказ, Ермолов прибыл в Дербент, где находился под стражей Ибрагим-хан Табасаранский со своим братом. Они были преданы суду за то, что убили родного брата, который жил в вольной Табасарапи и весьма враждебно относился к русским. По повелению императора Александра I одного надлежало повесить, а другого сослать в Сибирь. Ермолов потребовал братьев к себе.