Джулиан Рэтбоун: Последний английский король

– Долго я плыл по морям – и вот я здесь.

Они прошли между высокими надвратными башнями и, оставив справа более низкие и старые внутренние стены, которые уже начали осыпаться и превратились в соты пещер и гротов, двинулись вверх по лабиринту крутых, узких, мощеных улиц, стиснутых высокими зданиями, – таких громадных домов Уолту видеть еще не доводилось. Большинство строений снаружи обмазали серой штукатуркой, на которой были вылеплены или вырезаны причудливые узоры. Там, где штукатурка отвалилась, проступали стены, сложенные из мелкого кирпича.

Улицы не кишели народом, как на другой стороне изогнутого, как рог, залива, но были достаточно многолюдными. Навстречу попадалось много священников и монахов, чьи одеяния разительно отличались от тех, что носили клирики на родине Уолта; солдаты охраняли парадные двери больших дворцов или, печатая шаг, проходили мимо, покачивая пышными султанами на раззолоченных шлемах. Много было мелких торговцев и торговок, как те женщины, которые вместе с ними плыли в лодке. Разносчики громкими голосами расхваливали свой товар под окнами домов или устраивали на скорую руку лотки на перекрестках. Кроме фруктов они предлагали дары моря: макрель и сардины, кефаль красную и серую, анчоусы, припорошенных солью осьминогов и кальмаров в плоских ведерках. Женщины несли на головах широкие подносы с хрустящими лепешками, посыпанными семенами кунжута, – мелкими и черными либо белыми, как речной жемчуг. Проехала большая повозка, запряженная мулом, на ней везли амфоры то ли с вином, то ли с оливковым маслом. Продавец выдавал полный сосуд в обмен на пустой и брал деньги в уплату за его содержимое. Судя по одежде, покупатели на этом передвижном рынке были слугами, если не рабами. У одних лица черны как смоль, у других – желтые и скуластые.

Кружа по петлявшим улочкам, они одолели полпути, дальше дорога поворачивала налево и шла прямо вверх. На углу незнакомец остановился, снял с посоха тыковку, вытащил затычку и протянул флягу Уолту.

– Я вижу, ты устал и тебя мучает жажда. Попей – это чистая родниковая вода.

Уолта и правда трясло, как в лихорадке. «Вот и конец моих странствий», – думалось ему, и пот, струившийся по щекам и шее, был вызван не только жарким солнцем.

Они взобрались на холм, и перед ними открылась широкая площадь причудливой формы, вымощенная полосатыми плитами белого, кремового, розового и черного мрамора, такого ровного и гладкого, что хоть танцы тут устраивай. Посредине высился столп, увенчанный конной статуей бородатого императора или полководца; памятник, отлитый из бронзы, покрывала позолота. За спиной у статуи стояло величественное здание с портиком, опиравшимся на шесть изящных колонн – их вершины украшали капители в виде листвы аканфа – а справа, у ворот, горделиво распрямились в нишах фигуры императоров, не в тогдашних чешуйчатых кольчугах, а в панцирях и шлемах с высоким гребнем. На воротах, также отлитых из бронзы, были выгравированы изображения старинных битв. Вход охраняли высокие стражники, по большей части светловолосые и голубоглазые. Начищенные до блеска кольчуги так и сверкали на ярком полуденном солнце.

Уолт стоял оробелый и растерянный, голова его кружилась.

– Что это такое?

Товарищ его пожал плечами.

– Памятники былому величию, – чуть презрительно предположил он.

Но прекраснее всего был собор, который они увидели слева, едва вышли на площадь. К уходившему в поднебесье центральному куполу жались маковки поменьше, будто холмы к подножью главной вершины. Уолт схватил своего спутника за тощую, покрытую веснушками руку.

– Что это? – голос его упал до шепота.

– Храм Софии, Премудрости Божией.

– Значит, здесь я обрету то, что искал.

Уолт поспешно зашагал по мраморным ступеням к большой черной сводчатой двери, распахнутой навстречу ему, точно пасть кита. Изнутри доносился глубокий бас, упорно тянувший одну и ту же ноту, и звон колокольчиков.

Уолт переступил порог, и перед ним разверзлись небеса. Огромное пространство собора оказалось гораздо светлее, чем представлялось с залитой солнцем площади. Сорок сводчатых окон окружали основание главного купола, который покоился на вершинах четырех арок; с востока и запада к нему примыкали полукупола, также пронизанные золотыми лучами. Под ними располагались четыре галереи, каждая с пятнадцатью колоннами, сорок более мощных и высоких колонн служили опорами. Капители покрывала кружевная резьба, и узор ни разу не повторялся.