Руфин Гордин - Василий Голицын. Игра судьбы

Ненавистный Петрушка, царь Петр Алексеевич, был великий игрец и затейник. А оттого государственных дел не жаловал, и матушка его, царица Наталья Кирилловна, на то постоянно ему пеняла. А он в свои осьмнадцать все еще был, как дитя: то и дело что-нибудь придумывал, все время был в движении, в затеях со своими потешными. Ума он был живого, ненасытного — то что-нибудь в книгах вычитает, то немчины из Кокуй его озадачат и он в новую игру пустится. Впрочем, игры те были с великим смыслом и из них непременно нечто путное выходило. Словом, играл он с толком.

Государственные же дела шли как бы сами по себе. Внешними разумно управлял князь Василий Голицын, и хоть он был главным в противном хоре, но разума был острого, и иноземные послы и прочие любознательные чужеземцы прямиком шли к нему для переговорных дел.

Внутренние же дела шли ни шатко ни валко. Стрельцы по-прежнему были на службе у царевны Софьи под названием надворной пехоты. И пехота эта была с норовом. Правда, были еще солдаты да земское ополчение, но это была сила как бы невнятная. Тон все едино задавали стрельцы, а стало быть, и царевна Софья со своим двором.

Федор Шакловитый, став во главе Стрелецкого приказа, оказался крутенек.

— Ты, государыня царевна, своею милостью возвысила меня, так разреши служить тебе со всею ревностью, Не перечь, коли я смутьянов угомоню. Самых-самых.

— Не стану тебе перечить, слуга верный. Но уж на тебя приходили бить челом, что рассылаешь ты побатальонно в окраинные города.

— Да, государыня, от горланов надобно избавиться. И не посетуй, коли я пятерых заводчиков казни предам. Пущай великие государи указ подпишут на то, а я тебе имена представлю.

Указ был подписан беспрекословно, и пятерым, кои были противны да упорны в своих домогательствах, отрубили головы.

Столп с именами казненных стрельцами в мятежные дни был сломан, и вслед за ним явился указ, подводящий черту под смутой:

«Ведомо великим государям учинилось, что в городах тамощные жители и прохожие люди про бывшее смутное время говорят похвальные слова и про другие непристойные дела, на смуту, страхованье и соблазн людям, и великие государи указали: во всех городах и уездах учинить заказ крепкий под смертною казнию и бирючам велеть кликать, чтоб всяких чинов люди прошлаго смутнаго времени никак не хвалили, никаких непристойных слов не говорили и затейных дел не вмещали».

Царевна Софья этот указ сочиняла с князем Васильем. И решили они, что им будет положен конец всем противностям. В самом деле, после всего, а пуще после, острастки стрельцам, наступила желанная тишина и замиренье.

И оба царя и великих государя сиживали бок о бок в Грановитой палате и пребывали в полном согласии. Царь Петр снисходил к недужности своего старшего брата и во всем с ним соглашался. А царь Иван был устами сестрицы Софьи, покорными устами. И слово в слово передавал ее наказы.

Наказы были разумны. И царь Петр довольствовался блеском и пышностью церемоний — это тоже для него была игра. А в остальное время он предавался своим любимым занятиям: командовал строем потешных, пополнял полки. И зачастил ездить в Немецкую слободу.

Там все было занятно — люди, нравы, обстановка. Все по-простому, без чванности, без боярской надутости и тяжеловесности. Там были легкие люди.

Таким — легким, веселым, затейным — был Франц Лефорт. Он так потешно копировал русских начальных людей и так охотно просвещал молодого царя во всем, что касалось и военного строя, и винопития, и обхождения с прекрасным полом, и табакокурения, что Петр привязался к нему всем сердцем. Просвещал и посвящал. Петр учил языки — немецкий, голландский. Слова входили в него и оставались в памяти. Вскоре он мог уже объяснятся с собеседниками.

Петр был убежден, что Франц знает и умеет все, а Лефорт его не разубеждал. Он не знал всего, но обо всем имел представление.

— Военный строй? Разумеется! Во всем должно быть регулярство.

Конечно, он был прав.

— Стрельцы идут в бой кучками, кто во что горазд, — втолковывал Франц Петру, — каждый сам по себе. А во французской армии каждый солдат знает маневр соседа.

— Скажи-ка, отчего ты ставишь в пример французов? — допытывался Петр. — Разве голландцы хуже?

— Французская армия — самая организованная и сильная в Европе, Питер. Голландцы сильны на море, там у них только один соперник — англичанин.

— Море… — мечтательно произнес Петр. — Кабы увидеть его, побывать на нем.