— Нет, князинька, ты как хочешь, а я к сему делу приступилась и уж от него не отойду, — сказала она, тряхнув головой. — Юдин станет стараться — ему я чин посулила и награжденье.
— Ну и что? Да николи на Руси не бывало, что баба царским венцом была венчана. На смех тебя подымут, помяни мое слово. Греха не оберемся…
— Погодим, Васенька, как оно обернется. А то и отступимся, коли, как ты говоришь, на смех подымут. — При этих словах сердце в ней взыграло, и она дала ему выход:
— Худо ты обо мне думаешь, князинька мой. А я все наперед расклала, и вышло, что удача будет. Мне и бабка Агафья, ведунья известная, гадала и на воске, и на картах, и фасоль раскидывала. И всякий раз выходил выигрыш.
— Хрен цена твоей бабке и ее гаданью, — сердито буркнул князь. — Коли ты меня слушать станешь, как прежде слушалась, то все ладом пойдет.
— В этом деле, Васенька, я сама себе госпожа, — самолюбиво бросила Софья.
— Ну, как знаешь. Живи своим умом и на меня не пеняй, ежели что.
— Не серчай, князинька, — примирительно заговорила царевна. — Разве же я могу без тебя, разве не отдалась я тебе вся, и свою девью честь, и все желанья безоглядно? Нету мне без тебя жизни. Но уж коли начала я таковое рисковое дело, дозволь мне его и закончить. Молилась я Пресвятой Богородице и святым угодникам, просила заступленья и покровительства. Глядишь, и дойдут мои молитвы. И ты помолись.
— Я-то помолюсь, — все еще недовольным тоном произнес князь. — Да только впредь, коли задумаешь что, прежде совет со мною держи. Чтобы промашки не дать. Высоко мы с тобою вознеслись, Софьюшка, тут каждый шажок соразмерять надобно.
— Разве ж я не понимаю? Разве я тебя когда-либо ослушалась? Да только тут сам Алексейка Юдин набился да князь Хованский его подвиг, — нашлась она. — А тебя в те поры близ меня не было, вот я и решилась, — все это она выговорила с легким сердцем, дабы ни малейшей тени не легло на их отношения. Она и в самом деле уже начинала раскаиваться, что затеяла столь рискованное дело без совета с князем Василием. Все-таки он оставался главным в их отношениях, несмотря на ее звание правительницы, несмотря на то, что имя ее поминают в церквах рядом с именами молодых царей Петра и Ивана.
Но женитьба Ивана была все-таки делом решенным. Впрочем, и князь Василий сей проект одобрил. Коли Иван в самом деле мужчина годный к супружеству, отчего ж не испытать его. Может, и в самом деле произведет наследника, и тогда все можно будет повернуть по-другому. Впрочем, он еще не придумал, как оно обернется в этом случае, но ему одно было ясно: расклад сил изменится. В пользу ли Милославских, он еще не знал. Но, несомненно, изменится.
Следовало соблюсти старинный обычай: смотрины невест. Как водится, свезли в Москву, в Грановитую палату, девиц с ближних городов и из самой столицы — боярских и дворянских дочерей родовитых фамилий. Самых что ни есть пригожих. Лестно было: а вдруг молодой царь остановит выбор на дочери — стало быть, коронуют ее царицей.
Молодой же царь братец Иванушка был с изъяном. Тяжелы были у него веки, сами собою закрывались, будто оберегая очи. А они у Ивана царя были подслеповаты. И все невесты из острильного оконца казались ему на одно лицо. Все-все, должно быть, хороши собою. Так что он целиком доверил выбор сестрице Софье. Уж та не даст промашки, выберет девицу ядреную да пригожую. Чтобы не зазорно было короновать ее. Ведь каковую честь оказывают!
Но обычай есть обычай. Собрали девиц близ полусотни. Царевна сама отбирала, сестер своих привлекла. По секрету им, правда, открыла, которую сама избрала. Да вышел у них спор. Царевна Катерина стала не согласна. Ей более приглянулась дочь боярина Шереметева. И перекорливая царевна Марья тоже была против Прасковьи. Но голос Софьи все иные перевешивал.
Начались приготовления к свадьбе. Ох и долгими они были да основательными! С обеих сторон — со стороны жениха и невесты — полнились сундуки разным добром: сукнами да жемчугами, мехами собольими да лисьими, посудою золотою да ценинною.
Готовились и столы пиршественные. На сколь персон — не счесть.
Не простая ведь свадьба, не боярская даже, а царская, где молодых венчать станет сам патриарх, а в дружках и подружках — другой царь, Петр, да тетки царские, да царицы вдовые, да первые бояре, да царевны.
Хлопот — полон рот. Поваров нагнали отовсюду, меж них царские стольники да кравчие, окольничие да спальники — всем дело есть. Одним его делать, а другим — приглядывать, чтоб все было чинно, благородно. Поднялась такая суета, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Читать дальше