Андре Мальро - Королевская дорога

Гнилостный запах прудов подступил к Клоду, и он снова представил себе свою мать, блуждавшую по гостинице деда: почти невидимая в полумраке — только в копне её тяжёлых волос притаился свет, — она с ужасом заглядывала в маленькое зеркало, украшенное романтическим галионом, замечая, как опускаются углы рта и тяжелеет нос, привычным жестом, точно слепая, массируя пальцами веки…

— Я всё понял, — продолжал Перкен, — потому что сам уже приближался к этому моменту, — моменту, когда пора кончать со своими надеждами. А это всё равно что убить существо, ради которого ты жил. Так же легко и так же весело. И опять слова, смысл которых вам непонятен: убить кого-то, кто не хочет умирать… И если нет детей, если детей не хотели, то надежду нельзя ни отдать, ни продать, поэтому и приходится убивать её самому. Вот почему симпатия может приобрести такую силу, если встретишь эту надежду у другого…

Словно нота, звучащая на разных октавах, кваканье лягушек прорезало темень до невидимой черты горизонта.

— Молодость — это религия, к которой всегда в конце концов обращаешься… А между тем!.. Я самым серьёзным образом пытался сделать то же, что Майрена, возомнивший, что он на сцене ваших театров. Быть королём — это глупо; главное — создать королевство. Я не валял дурака с саблей, да и ружьём особо не баловался (хотя, поверьте, стреляю я хорошо). Однако тем или иным способом мне удалось установить связь почти со всеми вождями свободных племён — вплоть до Северного Лаоса. И эта связь длится уже пятнадцать лет. Я подобрался к ним по очереди, к одному за другим, и к тупым, и к отважным. И признают они не Сиам, а меня.

— Чего же вы от них хотите?

— Хотел … Прежде всего, мне нужна была военная сила. Сила грубая, но зато очень мобильная. Потом следовало дождаться неизбежного здесь конфликта — либо между колонизаторами и колонизованными, либо только между колонизаторами. И уж тогда вступить в игру. Чтобы остаться в сознании множества людей, и, возможно, надолго. Я хочу оставить след на этой карте. Раз мне суждено играть со смертью, я предпочитаю иметь на своей стороне двадцать племён, а не одного ребёнка. Я хотел этого точно так же, как мой отец хотел заполучить землю своего соседа, как сам я хочу овладевать женщинами.

Интонация его поразила Клода. В голосе — никакой одержимости, только суровость и раздумье.

— Почему вы этого больше не хотите?

— Я хочу покоя.

«Покой» у него звучало точно так же, как «действие». И хотя сигарету он закурил, зажигалка всё ещё продолжала гореть. Он поднёс её к стене, внимательно разглядывая украшенные резьбой камни и линии их соединения. Покой он, казалось, надеялся отыскать там.

— С такой стены ничего не унесёшь…

Он погасил наконец крохотное пламя. Стена снова погрузилась в кромешную тьму, прорезаемую где-то над ними неясными бликами (наверняка ладанками, горящими перед Буддами), половина звёзд была скрыта вздымавшейся впереди огромной массой, которую они не видели, но одного её присутствия во мраке было довольно, чтобы ощутить эту внушительную силу.

— Илом, гнилью пахнет… чувствуете? — снова заговорил Перкен. — Мой план тоже прогнил. У меня не остается больше времени. Не пройдёт и двух лет, как закончится удлинение железнодорожных линий. А уж через пять-то лет, если не меньше, джунгли можно будет пересечь из конца в конец на автомобиле или на поезде.

— Вам внушает тревогу стратегическая значимость дорог?

— Ни в коей мере. Дело не в этом, но моих мои наверняка доконают спиртные напитки и всякая мишура. Делать нечего. Придётся пойти на сделку с Сиамом или совсем всё бросить.

— Ну а пулемёты?

— В своём районе мне нечего опасаться. Если у меня будет оружие, я продержусь там до самой смерти. К тому же существуют женщины. Всего несколько пулемётов — и район становится неприступен даже для государства, если, конечно, оно не согласится пожертвовать огромным числом солдат.

Могут ли железнодорожные линии, пока ещё не законченные, служить оправданием его словам? Мало вероятно, чтобы непокорённый край сумел противостоять «цивилизации», своему аннамскому и сиамскому авангарду. «Женщины…» Клод не забыл Джибути.

— Вас отвратили от вашего плана только зрелые размышления?

— Помните, я говорил: если случай… Однако жить только ради этого случая я больше не могу. После фиаско в борделе Джибути я много думал над этим… Видите ли, мне кажется, меня отвратили, как вы говорите, от этого плана женщины, которыми мне не удалось овладеть. Поймите, это вовсе не мужское бессилие. Скорее ощущение опасности… Как в первый раз, когда я заметил, что Сара стареет. А главное, конец чего-то… Я чувствую, как меня покидает надежда и вместе с тем во мне зреет, словно неутолимый голод, какая-то сила — во мне и против меня.