Вальтер Скотт - Карл Смелый

— Да, — отвечал швейцарец, — и тогда он женился на молодой баронессе Арнгейм; но впоследствии он впал в немилость у императора и у герцога Австрийского. А поскольку говорят, что нельзя жить в Риме, будучи в ссоре с папой, то дядя мой счел за лучшее переправиться через Рейн и искать себе убежища при дворе Карла Бургундского, который охотно принимал к себе выходцев из всех земель, лишь бы только они имели графские или баронские титулы. Дядя мой был им принят очень благосклонно, но в продолжение последних двух лет эта дружба охладела. Альберт вступил в одно из тайных обществ, не одобряемых Карлом, который так прогневался на моего бедного дядю, что он принужден был постричься в монахи для спасения своей головы. Но, несмотря на произнесенный им обет, он не утратил своей врожденной кипучей энергии и столько настроил прежнему своему покровителю козней и преград, что раздраженный Карл искал только предлога задержать его и казнить. Но дядя мой говорит, что не боится его и что, несмотря на свое герцогство, Карл гораздо больше имеет причин бояться его самого. Ты сам видел, как он смело действовал в Ла-Ферете.

— Клянусь Святым Георгом Виндзорским, — вскричал Артур, — это каноник Св. Павла!

— А-а! Теперь ты меня понял. Он предсказывал, что Карл не осмелится наказать его за участие, которое он принимал в казни Гагенбаха, и это действительно сбылось, несмотря на то, что дядя мой Альберт заседал в собрании государственных сословий Бургундии и убеждал их отказать Карлу в требуемых им деньгах. Но когда началась война со Швейцарией, Альберт, видя, что монашеский сан не защитит его долее и что герцог намеревается обвинить его в тайных связях с братом своим и соотечественниками, отправился в лагерь Ферранда при Невшателе и послал к Карлу грамоту, освобождающую его от своей присяги.

— Странная история, показывающая деятельного и хитрого человека, — сказал Артур.

— О! Вы в целом свете не найдете человека, подобного дяде моему Альберту. Таким образом, зная все, он рассказал герцогу Ферранду, что вы здесь делаете, и вызвался съездить сюда для получения окончательных сведений. И заметь, что хотя он оставил швейцарский лагерь только за пять или шесть дней до сражения и хотя между Невшателем и Э четыреста миль, но мы встретили его уже на обратном пути отсюда, когда мы с герцогом Феррандом ехали сюда с поля битвы.

— Встретили? — спросил Артур. — Встретили кого? Каноника Св. Павла?

— Я думаю, что так, — отвечал Сигизмунд, — но он был одет кармелитским монахом.

— Кармелитским монахом! — вскричал Артур. — И я был так слеп, что предложил его услуги королеве! Я помню, что он скрывал свое лицо под капюшоном, а я, дурак, поддался на такой грубый обман. Впрочем, теперь, может быть, и к лучшему, что это дело не состоялось, так как даже при полном его успехе, я опасаюсь, что этот непостижимый проигрыш сражения разрушил бы все наши планы.

Тут разговор их был прерван Мордоном, который, войдя, объявил Артуру, что королева требует его к себе. В этом веселом дворце мрачный покой, из окон которого представлялись только развалины и обломки колонн, был избран Маргаритой для своего приюта. Она приняла Артура с благосклонностью, тем более трогательной, что она исходила из гордого, властолюбивого сердца, угнетенного бедствиями, удары которых оно так сильно чувствовало…

— Увы, бедный Артур, — сказала она, — напрасны усилия твои и отца твоего спасти утопающий корабль. Вода вливается в него все стремительнее и в гораздо большем количестве, нежели могут вычерпывать ее человеческие силы. Никакое предприятие мне не удается. Сила превращается в слабость, мудрость в безумие и мужество в трусость. Герцог Бургундский, до сих пор победоносный во всех своих смелых предприятиях, едва успел задуматься о том, чтобы подать помощь Ланкастерскому дому, как меч его был сокрушен мужицкими дубинами; храбрая его армия, которая считалась превосходнейшей в целом свете, рассеяна подобно соломе, развеваемой ветром; сам он ограблен подлыми немецкими наемниками и невежественными швейцарскими пастухами! Что ты узнал еще об этом необычайном событии?

— Мало, государыня, кроме того, что вам известно. Хуже всего то, что побежденные показали постыдную трусость и что сражение проиграно, тогда как была возможность его выиграть. Счастье еще, что бургундская армия только рассеяна, а не совершенно истреблена и что сам герцог, спасшись бегством, собирает вновь свои силы в Верхней Бургундии.