Мария Марич: Северное сияние

— Oh mon Dieu! note 1— в ужасе всплеснула руками Жоржет.

— Какая досада! — недовольно поморщилась Катерина Николаевна.

— Пустяки, — равнодушно сказала Элен.

— Да здесь и не будет видать, — ласково зажурчал Грушин голосок, — ведь как раз на этом месте розеточка приходится…

Чуть покраснев, Уля глядела на алое пятнышко.

— На вот, оботри, а то другая капнет, — бросила ей Груша обрезки кружев.

В дверь просунулась лисья мордочка Клаши:

— Михаил Федорович и Василий Львович пожаловали. Видеть вас желают незамедлительно…

— Зови их сюда, — приказала Катерина Николаевна.

Яркий румянец разлился по лицу и по открытым Улинькиным плечам.

— Дозвольте снимать? — торопливо спросила она.

— Но я еще не кончила примерять, — запротестовала Жоржет.

— Ничего, Улинька, стой, как стояла, — сказала Катерина Николаевна. — Пусть мужчины решат, хорошо ли будет платье и… хороша ли ты в нем, — прибавила она с улыбкой.

Елена пожала плечами.

Михаил Федорович Орлов, оглядев Улиньку в лорнет, очень похвалил платье. Жоржет церемонно присела.

Василий Львович, или, как его называли дома, Базиль, младший сын старухи Давыдовой, тоже похвалил туалет, но лицо его выражало недовольство.

— Нехорошо из человека делать манекен, — сказал он по-французски.

— Но это так удобно, — недоумевающе поглядела на него Орлова, — ты видишь, она сложена совсем как Элен.

— Пустяки, Базиль, — поддержал жену Орлов, — в общем, пленительное зрелище.

— Матроны древнего Рима, наряжаясь, имели обыкновение втыкать булавки в грудь своих невольниц, — с укором проговорил Базиль.

Катерина Николаевна обиженно поджала губы. Орлов по-французски стал уговаривать Базиля не сердиться.

— Имейте в виду, что Улинька понимает почти все, — предупредила Элен.

— Неужели? Как это мило! — и снова на Улю был направлен золотой лорнет Орлова и пристальный взгляд Василия Львовича.

— Ты в самом деле понимаешь нас, Улинька? — спросил Орлов.

— Oui, monsieur note 2, — ответила она и при этом так радостно-кокетливо взглянула на Базиля, что все засмеялись.

— А ведь ей удивительно идет этот наряд, хотя она немного смуглей Лены! — заметил Базиль, любуясь Улинькой.

— Это потому, что у нее такой яркий румянец, — сказал Орлов.

Около полуночи Улинька уселась на низенькой скамеечке в ногах у барышни, чтобы, по заведенному Еленой Николаевной обычаю, почитать ей перед сном.

Елене Николаевне очень нравилось, как мягко звучал при чтении Ульяшин голос. В особенности, когда она читала стихи.

Их она читала не совсем так, как учила Елена Николаевна, а по-своему.

В этот вечер читали записанные в альбом стихи Пушкина, и в голосе Ульяши было много грустной нежности.

— Ты понимаешь ли, как это хорошо? — вдруг перебила ее Елена.

— Чудесно описывает любовь господин Пушкин, — вздохнула Уля.

— Ведь это из будущего романа, — сказала Елена. — Прочти-ка еще раз.

Улинька опустила альбом на колени и повторила наизусть:

— Улинька! — воскликнула Елена. — Да у тебя замечательная память!

Улинька молчала.

— Ну, что же ты?

В ответ раздались всхлипывания.

— О чем ты плачешь? — Елена спустила с кровати босые ножки.

Ульяша быстро подала ей вышитые бисером туфли и попросила:

— Дозвольте мне уйти, барышня.

— Да отчего же слезы? — допытывалась Елена.

Уля сжимала губы, но они непослушно вздрагивали.

— Так не скажешь?

— Увольте, барышня…

— Ну ступай.

В канун двойных именин — бабушки Екатерины Николаевны Давыдовой и внучки Екатерины Николаевны Орловой — в Каменском доме шли последние приготовления к этому семейному торжеству.

Старший сын Екатерины Николаевны от второго брака, Александр Львович Давыдов, как распорядитель предстоящего празднества, принимал доклады поваров и, пробуя кушанья и вина, бранил, хвалил и отдавал разные приказания огромному штату прислуги.

Жена Александра Львовича, хорошенькая Аглая, до полудня бегала в коротенькой, до колен юбочке, примеряя то одно, то другое платье из тех, которые ей прислал из Парижа ее отец, герцог де Граммон. Все платья были ей к лицу, но надо было решить, какое именно надеть на завтрашний бал.

В девичьей, как привидения, колыхались на вешалках длинные белые чехлы, накрахмаленные юбки и легкие шарфы.

В нижней гостиной барышни рассматривали привезенные из Варшавы князем Барятинским рисунки модных причесок.