Серб согласно кивнул, чувствуя себя как-то не по себе при всех этих разговорах. Гай глядел вперёд глазами, повидавшими жизнь, но как далёк был этот человек с соломенными волосами от этого мира, полного утёх, и отвергшего его! Назад его уже не примет никто. И ему приходилось жить с этой мыслью в разбитом сердце, молча переживая своё состояние.
- Это когда-то пройдёт, - заключил Гай весьма устало. – И прежний Гай снова будет работать как чёрт, успевая всем из компании надавать подзатыльников, подсчитывая доходы, провёртывая свои хитроумные аферы в маленьком часовом магазине, и потихоньку будет продолжать грызть ножки стульев великих титанов-господ вроде Рокфеллера с Морганом.
После этого он несколько минут гладил собаку. Вдруг в нём проснулось вдохновение. Он подошёл к окну, и глаза его загорелись одержимостью.
- Я хочу взлететь в небо! Это так ново и так притягивающее! Всегда всё новое притягивает людей, и я, я тоже хочу затянуться от этого нового занятия! Может, в этом и будет заключаться моё призвание? Кто знает.
Он вдруг достал гитару, и стал задумчиво набирать на гитаре грустный мотив:
В наших глазах крики вперёд
В наших глазах окрики стой
В наших глазах рождение дня
И смерть огня.
В наших глазах звёздная ночь
В наших глазах потерянный ра-ай! [2] Виктор Цой "В наших глазах"
Он резко прервал свою песню, взглянул куда-то в сторону и поспешил немного переключить тему, затянув совсем другую по мотиву и смыслу песню, но тоже подходившую его настроению:
В небе над нами горит звезда-а!
Нету кроме неё, кому нам помочь.
В тёмную-тёмную лу-унную ночь!
Продолжает съедать меня тоска,
Верная подруга моя-а! [3] Виктор Цой "Звезда"
После этого он отложил в сторону свою гитару, и глаза его метали молнии.
- Уйди! Оставь меня. Я хочу побыть один. Разве ты что-то понимаешь в этой жизни? – он горько усмехнулся. – Вон!
И Николас поспешил исчезнуть, изумляясь перемене в характере своего друга и соседа. Гаю могло помочь только время…
В конце концов, наконец, для Гая произошло то, что окончательно испугало его, и заставило посмотреть на себя с другой стороны, с которой на него обычно смотрели все остальные люди из его окружения.
В этот день он сидел на лавочке, наклонив голову. И его лица совсем не было видно, сидел он в своей привычной для себя одежде: штанах, уже помятых и кое-где износившихся, рубашке, давно нестиранной, и выглядевшей на деревенский лад, жилетке и кепке, тоже видевших время. Он сидел так долго, погружённый в свои невесёлые думы о туманном будущем…
В этот миг подошёл жандарм.
Гай, которого чутьё приучило к тому, чтобы страшиться и опасаться этих людей в форме, резко насторожился и обмер. Хотя он и знал, что ничего не совершил преступного, чутьё настроило инстинкт самосохранения, и теперь они вдвоём убеждали разум что-то предпринять, например, сбежать.
- Ваши документы?
- Мои документы.
- Так дайте их мне.
- Чтобы что-то взять, надо сначала что-то отдать.
- Так я вам не продавец, чтобы что-то давать.
- Так я вам не покупатель, чтобы это что-то брать! – Гай так и не поднял голову.
- Вы больной?
- А вы что, доктор?
Это окончательно вывело из себя жандарма, и он решил во чтобы то ни стало подчинить себе этого прохиндея на лавочке, явно смахивающего на мафиози. Он присел на лавочку и поспешил продолжить разговор:
- Какая хорошая погода.
- Прекрасная погода!
- А документы есть?
- Прекрасные документы!
- Так есть?
- Так не про вашу честь! – Гай опять вошёл в свой репертуар.
- Вы нигилист?
- А вы домогающийся до людей? – он всё же поднял голову. Ему уже надоел этот разговор, особенно после того, как он взглянул на часы. – Извините, вы отняли моё драгоценное время.
- Но участок…
- Но время…
И всё же Гай достал свои документы, хотя это никакого удовольствия ему не доставило. Жандарм было протянул за ними руки, но Гезенфорд тут же убрал руку. И тоном адвоката, держащего в страхе весь суд, поспешил продолжить темы разговора:
- Сначала я должен убедиться, что вы не примете как взятку мой паспорт. Разве могу я дать первому попавшемуся человеку свой паспорт? А, хотя берите, мне уже терять нечего…
Жандарм наконец добился того, что хотел. Открыв паспорт на первых страницах, он подозрительно прищурился, сравнивая лицо Гая с фотографией в паспорте. Лицо его выразило злорадную усмешку, словно бы он раскрыл преступление века. Гезенфорд остался абсолютно равнодушен ко всему происходящему вокруг него.
Читать дальше