— Кто умён, «в среднем» не считает, пан сударь! — ответствовал, резко отстранясь, почтенный капитан. — К тому же мы не на торгах! Я бы свою дочь отдал за хорошего человека даром, авек плезир, [15] С удовольствием (от фр. avec plaisir).
а за плохого не склонюсь, хотя бы и пожаловал он мне сто тысяч!
Тут все гости зашумели и, перейдя в залу, где зажгли свечи в люстрах, потребовали танцев.
У Афанасия Ивановича оказался пристойный оркестр и хор, ассигнованные знакомым дворянином, — скрипица, флейта и четыре певчие бабы с бубнами, и стали гости танцевать и плясать на старинный манер, а бабы подпевали — выходило ловко и весело. Но вот пан Хорольский, единственный из гостей в светлом, обуженном кругом сюртуке, стал выделывать фигуры контрданса, уверяя, что без знания оных нельзя и показаться при дворе. Оркестр, сколько ни старался, не смог сыграть требуемой музыки, потому что пан Хорольский, татакая, сам не обнаружил мусикийских талантов. Усатый соблазнитель даже побурел от злости, поскольку русские плясовые танцевать не умел и, следовательно, не мог пригласить Лизу.
— Ужасно, — стал выговаривать Хорольский хозяину дома. — Держать мужичьё при себе — дурной тон! Благородные люди повсюду уже выписывают иноземных музыкантов, как и лекарей, впрочем, и учителей! Не забывай, мон шер, что культура отныне признаётся только за тем, кто говорит по-французски и танцует контрданс! Всё иное прощается, а этого модный свет требует всенепременно!..
Мы с Лизой выскользнули во двор, а затем и на дорогу, связавшую барскую усадьбу с деревенькой, что виднелась в версте за лиловою лентой реки, — извивистый её бег там и сям отмечали вётлы с тёмными пупышками грачиных гнёзд.
Что за вечер был, ах, что за дивный вечер! Один из тех зимних вечеров, что навечно западают в душу, томя её ожиданием необыкновенного. Я был поражён огненной полосою заката да голубой эмалью спокойного неба — будто земля отродясь не видывала ни цорндорфского окровавленного поля, ни повесившегося Кондрата, ни скорбного гроба отца моего. Едва не таявшие в оттепели снега наполняли пространство тишиною, её лишь оттеняли перестуки хрупких былинок и дрожание под ветром мёртвых листьев молодого цепкого дуба…
Ах, этот вечер! Отчего он уводил прочь от правды, отчего навевал заблуждения, — вскоре переломилась моя надежда и не осталось от ней даже и следа, как не остаётся следа от шумного и весёлого дома, который разбуряют [16] От глагола бурять — бросать, разрушать.
и на его месте возводят новый или разбивают парк, так что уже никто и никогда не догадывается, что было тут всё иное…
— Пустой и никчёмный старикашка, — сказал я о Хорольском. — Уморил меня вздором. Вот мнение тлетворное — что в России прослывает славным человек, умеющий лишь прыгать и блеять по-французски. Ужели же мы поголовно слепцы и обезьяны? Поверь, Лиза, оттого неуклюжа и побиваема наша армия, что её начальники не считают за честь учить офицеров и солдат воинским наукам, но лишь артикулам, пригодным для парадов и увеселений. Усердие повсюду презирается, трактуется глупостию прежних времён, и коли так продолжится, скоро мы не сыщем ни единого искусника в важнейших делах. Шуваловские гаубицы [17] Шуваловские гаубицы — новый, более совершенный вид артиллерийского орудия, обладающий значительно большей подвижностью и возможностью вести прицельный огонь разрывными снарядами. Эту новую систему создал генерал-фельдмаршал П. И. Шувалов. Орудия Шувалова получили название единорогов, т. к. изображение этого зверя было в фамильном гербе преобразователя.
и те кое-как отливаются на заводах, и было немало случаев, когда разносило их при выстрелах, погубляя несчастных канониров!
— Восхитительная наивность! — вспыхнув лучистыми глазами, перебила меня Лиза. — Да разве можно навязывать свету свои рассуждения? Если таковы уставы природы, всякий должен безропотно и безоглядно повиноваться! Недолог час жизни, мы же рассуждаем, как бессмертные!
— Это совсем иное, — отвечал я, беспокоясь о причинах рассеянности возлюбленной. — Бог вершит свои законы, и незыблемы они. Но не оттого ли торжествует порок, что люди не соблюдают сии законы и тщатся ввести собственные, алчные и богопротивные?..
Но Лиза впервые не пожелала ни выслушать, ни понять меня.
— Это впрямь, кажется, глупый и скучный человек, — сказала она, имея в виду пана Хорольского. — Но свет он знает, это от него не отберёшь! Не какая-либо балаболка, что наши деревенские скосыри и повесы!
Читать дальше