Дмитрий Дмитриев - Два императора

— Этот самый, теперича, Полеон Бонапартий, французский ампиратор — колдун! — внушительно говорил старый унтер с седыми усами и с такими же баками, греясь у одного из костров с другими солдатами.

— Как, дядюшка, колдун? — с удивлением тараща глаза на старого служивого, спросил молодой солдат.

— Как — во всей форме колдун!

— Неужто, дядюшка, колдун?

— Говорят тебе, стало быть — правда.

— Ну! — удивляются и другие солдаты.

— Вы, теперича, то поймите: можно ли из прапорщиков да в ампираторы? — задаёт вопрос товарищам унтер.

— Где, разве можно!..

— А Бонапартий попал, и всё это, братцы, колдовство на войне. Теперича, ни пуля, ни сабля его не берёт. Заколдован, значит, — ему всё нипочём.

— Расставаясь со мной, братцы мои, обняла меня Груняха да как зальётся горючими слезами, и почала причитать: на кого, говорит, милый друг, покидаешь наших малых детушек, несмышлёных младенчиков? Уж она причитала, причитала. Жена перестала — мать-старуха принялась, так самого слёзы проняли, — рассказывал у другого костра молодой солдат. — И посейчас больно вспоминать про то время. Нелегка разлука, куда нелегка! — с глубоким вздохом добавил солдат и незаметно стряхнул слезу, выкатившуюся из глаз.

— Как по нас и не плакать нашим жёнам и матерям — ведь на войну идём, а не на званый пир. Вернёмся живы с войны или нет — один Бог ведает! — сказал другой солдат.

— Все под Богом ходим, — глубокомысленно заметил третий.

У костра на разостланной медвежьей шкуре лежали Пётр Петрович и князь Гарин. Николай и Щетина хлопотали около медного чайника, в котором кипела вода. Михеев хлопотал тут же.

— А чертовски холодно. Я думал, только у нас на севере холода, да и здесь не тепло, — промолвил Зарницкий, повёртываясь к огню ещё ближе. — Ну, Щетина, скоро ли ты нам приготовишь чай? — спросил он у денщика.

— Зараз, ваше благородие! Кипит.

— Подавай, да рому в чайник влей — вкуснее будет. Ты что, юнец, там ворочаешься? — спросил у Николая Зарницкий.

— Помогаю чай готовить, — ответил тот, повёртывая своё раскрасневшееся от жара лицо к ротмистру.

— Посмотри, Сергей, сколько жизни и молодости в этом юноше. От него так и пышет силою и здоровьем, а завтра, может, шальная пуля или сабля острая уложат его навеки спать в сырую могилу, — грустно промолвил Пётр Петрович.

— У тебя, Зарницкий, сегодня какое-то грустное настроение.

— Может, перед смертью…

— Полно, Пётр Петрович, зачем на войне думать о смерти. Надо думать о победе.

— Верно, товарищ, вот люблю! Я и сам не знаю, с чего я кислятничаю. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Вот и чай с ромом несут: сия оживляющая влага и мои мысли оживит. — Зарницкий с жадностью стал пить чай с ромом. — А ты что же не пьёшь? — спросил Пётр Петрович у Николая.

— Я после успею.

— Зачем после, бери стакан и присаживайся к нам. Ты мне нравишься, юноша, за твою отвагу и смелость. Тебя ждёт награда: я говорил с генералом — он обещал довести до сведения главнокомандующего про твою храбрость.

— Как мне вас благодарить, Пётр Петрович!

— Не за что — ты заслужил награду.

Вдруг по берегу Дуная пошёл какой-то гул и крики, крики — всё ближе и ближе.

— Что это значит? — вскочив, проговорил Гарин, смотря вдаль.

— Не знаю. Верно, главнокомандующий, — ответил Пётр Петрович, тоже поспешно вставая.

Он не ошибся: князь Кутузов, окружённый свитою, объезжал бивуаки на маленькой сытой лошади. Шагом ехал тучный старик, несмотря на холод, в одном мундире. На простом ремне через плечо висела нагайка. Плешивая голова, с редкими седыми волосами, прикрыта была солдатской фуражкой.

Зорко посматривал главнокомандующий своим одним глазом на солдат и офицеров, беспрестанно останавливал свою лошадь и с ласковым словом обращался к ним; старческое лицо князя было весело:

— Здорово, ребятки — солдатики, здорово!

— Здравия желаем, ваше сиятельство! — гремели ряды солдат.

— Озябли? Ничего! Завтра погреемся около французов.

— Рады стараться, ваше сиятельство!

— Постарайтесь, ребята, постарайтесь для батюшки царя, для родной земли. С нами Бог и правда!

— Умрём за царя и за родину, ура!

— Добрый вечер, господа офицеры! Завтра битва. Поддержите имя русское, славное. Помните: на нас смотрит теперь вся Европа и надежды свои возлагает! — подъезжая к кучке офицеров, говорит громко старый вождь.

— Ура! Рады стараться! Ура!

И мощный, радостный голос русских воинов далеко несётся по Дунаю и раскатистым эхом замирает над славной большой рекой.