Дмитрий Стахеев - За Байкалом и на Амуре. Путевые картины

Из Верхнеудинска путь идет по Бурятской степи до г. Читы (на расстоянии более 500 верст). По этой степи кочуют буряты, обладающие громадными стадами баранов и бесчисленными табунами лошадей. Селения очень редки; реки от почтового тракта далеко; ключи, орошающие степь, встречаются довольно часто, вода в них мягкая, светлая и холодная.

Чита — город без жителей; в нем не более тысячи человек всего населения. Этот город, вероятно, скоро заселится, потому что с открытием свободы золотопромышленности, открывается обширное поле деятельности для частных лиц. От воспоминаний о Чите всего более остается в памяти песок; самый город представляется мне теперь какой-то необыкновенной массой песку, — песок везде: при въезде, внутри города, в квартирах и при выезде — все песок, и поэтому Читу справедливо называют песчаным городом.

Из Читы в Нерчинск дорога гористая и сколько верст, столько подъемов и спусков по горам (расстояние 300 верст). Добраться от Читы до Нерчинска — подвиг; но зато зимняя дорога превосходна: путь по горам остается в стороне, а едут по льду реки Ингоды, которая называется Шилкой при слиянии своем с р. Ононом.

Наконец мы в Нерчинске.

Нерчинск лучше и многолюднее Читы. Стоит он при р. Нерче, впадающей в р. Шилку; эта р. Шилка (т. е. Онон, соединившийся с Ингодой) имеет в своем округе много горных заводов, для проплавки серебра и свинца.

От Нерчинска нам оставалось всего сто верст пути до станицы Сретенской, где мы могли расстаться с экипажем и пересесть на пароход.

В станице Сретенской мы прожили с 25 апреля по 1 мая, в ожидании пока очистится река Шилка ото льда. Почти все избушки казаков были заняты проезжающими на Амур и потому, волей-неволей, приходилось платить по рублю в сутки за помещение в дымной, вонючей и тесной избушке. Хотя в станице Сретенской есть гостиница, но она была задолго до нашего приезда набита проезжающими.

Немноголюдная, бедненькая станица в это время приняла какой-то суетливый характер, — по грязным улицам с утра до вечера торопливо сновали фигуры офицеров и чиновников: в это время жил в станице генерал-губернатор, в ожидании пути на Амур, и его присутствием объяснялась эта суетливая беготня по улицам. Вообще же преобладающий элемент был на стороне военных и гражданских чинов, частные лица как-то стушевывались в массе эполет и светлых пуговиц. Чем более очищалась река Шилка ото льда, тем суетливее делалось в станице, торопливее ходили соскучившиеся от ожидания проезжающие и хлопотали о получении билетов для проезда на казенном пароходе.

Начальство предполагало отправить два парохода. На одном отправлялся генерал-губернатор, а другой назначили для частных пассажиров. Мест оказалось мало и опоздавшие достать билеты должны были дожидать неделю или две до следующего парохода; некоторые с горечью на сердце выпрашивали себе места на купеческих баржах, отправлявшихся с товарами на Амур.

Первого мая река совершенно очистилась ото льда и вслед за ним тронулся первый пароход, на котором поехал генерал-губернатор со своим штатом. Конечно, не может быть и речи о том, чтобы на том пароходе, на котором изволил отправиться его высокопревосходительство, — могли быть частные пассажиры… Через несколько часов и мы отправились в путь. По Шилке мы проплыли превосходно, но у станицы Покровской, при слиянии Шилки с Аргунью [15], нас встретил аргуньский лед и отчасти задержал наше плавание. У этой станицы мы догнали тот пароход, на котором плыл генерал-губернатор. Несмотря на то, что этот пароход уже снова отправился в путь, — мы остановились у берега: это сделано было для того, чтобы дать время губернаторскому пароходу уйти подальше, так как наш пароход был гораздо быстрее на ходу, а обгонять начальство и уйти вперед капитан не решился…

Путешествие до Благовещенска не представляло ничего замечательного, кроме пустынности и малого заселения берегов. Более или менее похожие одна на другую станицы поочередно сменялись, оставляя по себе воспоминание своим казенным видом, одинаковым и всегда большим расстоянием одной избенки от другой и отсутствием прочной оседлости. На пути от Сретенской станицы до г. Благовещенска всего две-три станицы более других населены и, видимо, их экономическое положение лучше. Албазинская станица, например, смотрится настоящим русским селом: раскинулась она на высоком берегу, на месте прежнего города Албазина; деревянная, весьма порядочного размера церковь построена на первом плане, на самом возвышенном месте, вблизи окопов прежнего города. Кроме Албазинской станицы, только одна станица Черняева имеет нечто напоминающее об оседлости; в ней тоже во время нашего проезда строилась церковь; а остальные станицы, как я сказал выше, сливаются в общую массу казенных поселений, плохо устроенных и зачастую не на месте поставленных…