Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

Из конца переулка послышался как будто приглушенный крик, глухое падение. Эмма высунулась из окна и все увидала. Том лежал на мостовой. Над ним наклонились темные мужские фигуры и, схватив, держали его. Яростная борьба, затем они подняли его с земли и потащили назад по переулку, к гавани.

Из домов выбегали мужчины, женщины и дети. Эмме были слышны их возбужденные голоса. Однако, когда матросы с вербовочного судна приблизились, все отошли в сторонку. Никто не отважился прийти Тому на помощь. Царило угрюмое молчание, и только громко плакала какая-то старуха — у нее за несколько недель до этого так же увели сына.

Эмма стояла, скованная страхом, ухватившись дрожащими руками за раму окна. По переулку охраняемый матросами, шел Том. Лицо его было покрыто смертельной бледностью, волосы в беспорядке свисали на лоб, он посмотрел на Эмму широко раскрытыми неподвижными глазами. Его губы зашевелились, как будто он хотел что-то сказать, но боцман подтолкнул его…

Почему же он не нашел в себе смелости овладеть ею! Тогда он остался бы у нее, в ее объятиях, в безопасности и избежал бы беды. Но у него чистое сердце. Он добродетелен и уважает чужую свободу. Оттого и гибнет. Жизнь глупа, жестока и подла.

Принцу Георгу стоит сказать лишь слово, и Том окажется на свободе. Может быть, обратиться к нему? Но что же будет потом?

Напрасно ломала она голову, ничего другого ей было не придумать. Она жила в чужом городе, одинокая, без друзей. Никто ею не интересовался, никто не спрашивал, что с нею станет.

Быть может, обратиться к миссис Гибсон? И как по волшебству, миссис Гибсон вошла в комнату. Она услыхала, что произошло, и прибежала утешить Эмму. Она была возмущена насилием, плакала над горькой судьбой Тома и была очень нежна с Эммой.

Но как помочь Тому? Флоту требовались матросы, и лорды Адмиралтейства глухи к просьбам и протестам. По какому праву могла Эмма обратиться к ним? Ее вряд ли стали бы и слушать.

Единственным, кто мог бы оказать помощь, был сам капитан-вербовщик. Миссис Гибсон с ним не знакома, но моряки, бывавшие в «Лебеде», рассказывали о нем. Неумолимо строгий, даже жестокий в деле, в жизни сэр Уиллет-Пейн очень добросердечен. Вполне джентльмен. К театру он явно питает слабость: не проходит и вечера, чтобы его не увидели в одном из лучших театров.

— Что, если вам попросить его за мистера Кидда? Спрос — не беда, а успех… Аристократы непредсказуемы. Однако надо торопиться, пока мистера Кидда не внесли в списки Адмиралтейства. Тогда уже ничего не изменишь.

Эмма решительно выпрямилась.

— Иду!

В гавани она наняла лодку, которая доставила ее к «Тесею». Ступив на трап корабля, она сразу же увидала Тома, который бросился ей навстречу.

— Мисс Эмма! — закричал он в отчаянии. — Что вам здесь надо? Зачем вы пришли? Уходите, немедленно уходите! Если вы здесь останетесь, вы пропали!

Шесть или семь матросов кинулись на него и утащили его с палубы, а Таг тем временем провел Эмму к капитанской каюте. Он втолкнул туда Эмму и притворил за ней дверь.

Навстречу Эмме бросилась желто-белая левретка. Эмма вздрогнула. Подняв глаза, она увидела сидящего на диване сэра Джона и внезапно все поняла.

Он приподнялся и прищурил глаза, как бы не узнавая ее.

— Что вам угодно?

Собрав все силы, она справилась с волнением.

— Милорд меня не узнает?

Он встал и подошел к ней.

— Мисс Лайен?

— Мисс Лайен, милорд. Я пришла, чтобы…

Прервав ее, он указал на диван.

— Могу я просить вас сесть? Или вы меня боитесь?

Она села, презрительно вскинув голову. Затем посмотрела ему прямо в глаза.

— Итак, я у вас, милорд. И вы ведь, конечно, считаете, что выиграли свою игру.

— Какую игру?

— Обычную. Игру Давида с Вирсавией.

— Не помню, — сказал он, пожав плечами, и опустился в кресло напротив. — Прошло слишком много времени с тех пор, как я учился в школе.

— Давид влюбился в Вирсавию, но Вирсавия была женой Урии, а Урия был бдителен. Чтобы добиться Вирсавии, Давид должен был убрать с дороги Урию.

— Он это сделал?

— Он это сделал! Он отправил его на войну и приказал убить его. А потом взял Вирсавию в жены.

Она снова пристально посмотрела на него. Он чуть прищурил глаза, но ничто другое не выдавало его волнения.

— Ну, и? — спросил он. — Я не понимаю, зачем вы рассказываете мне эту старую историю.

На столике, стоявшем поблизости, Эмма увидала кинжал, которым, очевидно, разрезали лежащие здесь же книги. Она взяла его и, как бы играя, вертела в руках.