Жан Эшноз - Молнии

Итак, он входит в парк, и не успевает еще вынуть из карманов пакетики с зерном, принесенные голубям в качестве рождественского гостинца, как эти отвратительные создания, тотчас признавшие своего кормильца, налетают на него всей стаей, с жадностью, какая не снилась и хищникам; воркуя хриплым громким хором, они облепляют его своим грязным серым пухом и жадно лезут острыми клювами в надорванные карманы. Грегор, сплошь заляпанный пометом этих тварей, еле дыша и боясь их спугнуть, стоит неподвижно возле парковой ограды, а прохожие по другую ее сторону, с большими подарочными пакетами в руках, останавливаются в тени и глазеют на него, пожимая плечами.

Ох уж эти рождественские праздники — Грегор давно знает им цену. Как бы надежно ни защищался он от стужи, сколько бы ни кутался в теплые шарфы и ни запасался терпением, холод все равно пронизывает его насквозь, забираясь внутрь через самые крошечные лазейки, леденя тело и душу. Правда, Грегор и на сей раз основательно подготовился к этому неизбежному бедствию, решив держаться стойко и принимать ситуацию как она есть, но, увы, результат все тот же: он не в силах совладать с унынием, в общем, плохо дело.

В эти дни ничто ему не мило, даже рассуждения его утратили обычную последовательность. Если снег не идет, он сетует на это, считая, что так не годится: уж коли настала зима, снег, по крайней мере, украсил бы пейзаж. Но если в ответ на его сетования начинается снегопад, он сожалеет об этом еще сильней, ведь скоро все это превратится в грязь. Да и с подарками та же история. Если он их получает, они слова доброго не стоят. Если не получает, тем более. Точно так же с праздничными застольями, когда люди из кожи вон лезут, чтобы изобрести и приготовить что-нибудь эдакое: чем лучше украшены блюда и чем аппетитней они выглядят, тем отвратительней все они на вкус.

С этими горькими мыслями Грегор и выходит из своего отеля, направляясь к Аксельродам, пригласившим его — а как же иначе?! — на этот чертов рождественский ужин. Улица нынче вечером преобразилась: куда ни глянь, работники Армии спасения и Санта-Клаусы всех мастей трясут колокольчиками, духовые оркестры, фальшивя, выводят гимны, сами по себе заунывные, хоровые коллективы затягивают нелепые духовные песнопения на всех перекрестках, увешанных гирляндами жутких кислотных расцветок, по проезжей части носятся сани с бубенцами, тротуары забиты взбудораженными людьми в дурацких колпаках, с багровыми физиономиями и кучей подарков в руках. Грегору приходится чуть ли не силой протискиваться сквозь толпу мужчин, успевших напиться раньше времени, женщин с озорными ребятишками или грудными младенцами, стариков с сумками на колесах и инвалидов-колясочников.

Встреченный пунцовой улыбкой Этель и традиционной «Кровавой Мэри», радушно протянутой Норманом, Грегор сначала, как положено, согревает руки перед камином и лишь потом разворачивает свой подарок. Это звезда, отлитая из особого, созданного им стекла, она светится с переменной яркостью, переливается разными цветами и, что самое загадочное, ни к чему не подключена. Взобравшись на стул, Грегор, под аплодисменты Аксельродов, водружает ее на верхушку елки, уже увешанной традиционными шарами, фарфоровыми ангелочками и тонкими свечечками. Затем они идут к столу, где их ждет традиционный рождественский ужин — приводить его меню излишне, — а за десертом Аксельроды преподносят Грегору свои подарки: Норман — роскошный том Вордсворта в переплете из телячьей кожи, Этель — муаровый галстук из крепдешина.

Хотя у Грегора и без того полон шкаф галстуков, а уж Вордсворт ему и подавно не нужен, он весь вечер старается не выказывать своего дурного настроения. Правда, он никогда не улыбается, но к этому все уже привыкли, зато умеет, если нужно, выглядеть дружелюбным и общительным, в ожидании тонко рассчитанного момента, когда удобно будет распрощаться — желательно пораньше, но вместе с тем не слишком рано, чтобы хозяева не вообразили, будто он заскучал. Единственное, что немного согревает ему душу, это минута в прихожей наедине с Этель: пока Норман, отвернувшись, разливает по рюмкам свои кошмарные дижестивы, она выходит его проводить и, вероятно, слегка захмелев, в шутку обматывает ему шею дареным галстуком. Несмотря на свое отвращение к физическим контактам, даже если рядом Этель, несмотря на мгновенный панический страх, что она хочет его задушить, он удивленно констатирует, что ему приятно. Признайтесь, Грегор, уж не эрекция ли это? Ну же, смелей, один раз не в счет!