Елена Раскина - Жена Петра Великого. Наша первая Императрица

Когда же объявили повеление царя, Эсфирь вместе с другими девицами взяли в царский дом. И понравилась эта девица глазам царя, и приобрела у него благоволение, «и он поспешил выдать ей притиранья, и все, назначенное на часть ее, и приставить к ней семь девиц, достойных быть при ней, из дома царского; и переместил ее и девиц в лучшее отделение женского дома».

— Хотелось бы знать, какие ей выдали притиранья… — шепнула Марта Катарине.

— Они, должно быть, пахли так же сладко, как духи жены нашего бургомистра, — предположила дочка пастора.

— Так сладко, что у царя закружилась голова, и он женился на Эсфири! — голос Марты прозвучал неожиданно громко, и пастор на минуту прервал чтение и пригрозил непоседе пальцем. Но Марта не унималась, она продолжала шептать на ухо Катарине: — Счастливая эта Эсфирь! Я бы тоже не отказалась выйти замуж за царя! А что? Я — хороша собой, так все говорят, и — сирота. Должно же быть сироте счастье!

— А если этот царь будет стар и уродлив, что ты тогда станешь делать? — фыркнула Катарина.

— Тогда я изменю ему с солдатом, молодым и красивым! Нет, лучше с офицером, с самым храбрым и благородным его офицером! С пышными усами и со сверкающей саблей, как у моего отца! А потом сделаю своего офицера первым советником царя и буду вместе с ним управлять царством, чтобы непременно принести счастье всем подданным! — уверенно заявила Марта.

— А мне жалко царицу Астинь, — вздохнула Катарина. — А тебе разве нет?

— Эту ледяную гордячку? Нисколько! — фыркнула Марта. — Мужчины не очень-то любят ледышек!

— Откуда тебе знать, кого любят мужчины? — Белобрысая Катарина с удивлением уставилась на чернокудрую Марту.

— Мой отец очень любил маму, а она была добрая и милая, и теплая, как солнышко, и нисколечко не надменная. И я тоже буду такой! — Марта задорно рассмеялась.

— Да замолчите же вы, несносные болтушки! Со смирением внимайте Священной Книге! — пасторша наконец заметила их перешептывания и погрозила девушкам своим изнеженным пальцем. Катарина притихла, а Марта вновь улетела мыслями далеко отсюда и заулыбалась своим мечтам.

— Слышал, отец, твоей Марте офицера подавай! — хмыкнул Эрнст, от внимательных ушей которого не ускользнуло содержание тихой беседы сестричек. — Губа не дура!

— Не обижай Марту, братец! — хором сказали Анна и Лизхен.

— Он дразнит ее, потому что влюбился! — хихикнула Катарина.

— Девочки, извольте сидеть смирно! — снова вмешалась пасторша.

А Марта сидела, сложив руки на коленях, и представляла себя женой могущественного царя, одетой в пышное шелковое или бархатное платье, еще красивее, чем у жены бургомистра, с бантиками, рюшечками, а еще с золотым шитьем и настоящими жемчугами. А потом воображала, что служанки натирают ее обнаженное тело благовониями, терпкими и пьянящими, такими, от которых сладко кружится голова, но вместо старого безобразного царя к ней вбегает молодой влюбленный офицер со шпагой на боку и лихо закрученными усами! Но внезапно в эти приятные видения и образы ворвалось другое, тяжелое и грустное: Марта отчетливо увидела перед собой скорбный женский лик — огромные, похожие на озера боли, глаза, строго сжатые губы, темный, трагический силуэт… Кто это? Монахиня? Вдова? Женщина смотрела на нее с гневом и ненавистью, и Марта ойкнула от страха, вцепившись в мягкое плечо Катарины. Потом уткнулась лицом в это теплое, спасительное плечо и зашептала: «Это была она, она!» «Кто она?» — испуганно переспросила Катарина. «Царица Астинь!» — охнула Марта, чем, наконец, рассердила самого пастора.

Господин Глюк прервал чтение, с треском захлопнул огромную Библию и устремил на Марту укоризненный взгляд. Пасторша также попыталась принять суровый вид, но губы ее дрогнули в улыбке. Барышни Глюк захихикали. Молодой господин Эрнст показательно нахмурился.

Впрочем, хохотушка Марта опустила глаза долу. «Так недостойно слушать Книгу книг, дитя мое! — наставительно заметил пастор. — Ты не в меру бойка, в то время как благочестивую девицу красят кротость и смирение. Жизнь еще преподаст тебе суровый урок. Ступай в свою комнату и подумай о моих словах в тишине и раскаянии. Эй, забрать у нее столовый прибор!»

— Разрешите мне дослушать историю, господин пастор! — смиренно попросила Марта, но глаза ее блестели по-прежнему — дерзко и весело.

— Позволь ей дослушать, дорогой батюшка! — поддержала подругу Катарина и даже пустила в ход запретное оружие: — Марта ведь так любит твои чудесные истории, она столько раз говорила, что никто не умеет рассказывать обо всем на свете интереснее, чем ты!