Фаддей Зелинский: Сказочная древность Эллады

— Вот он! Вот он! И афинянка с ним, и княжичи тоже. Видно, пока нас не было, заговор удался. Ну постойте, рано вам торжествовать победу. Вперед, Гарпии!

Еще мгновение — и они растерзали бы княжескую семью. Но к своему ужасу они внезапно увидели между собой и ею два сверкающих меча.

— Назад, богомерзкие! А, вы еще не знаете Бореадов!

Отчаянный крик раздался из красного тумана, в котором копошились чудовища; он поднялся на воздух и стал быстро удаляться в том же направлении, за ним Бореады, с ясными орлиными крыльями, с ясными мечами. Но не успели присутствующие опомниться, как место красного тумана занял белый — поднялась внезапная метель, в глазах зарябило, точно от снегового бурана. Но это был не снег: среди белых крыльев кружились, под звон ветров, белые лепестки роз и левкоев.

— Это Вьюги! — радостно крикнула Клеопатра. — Резвые подруги моего детства! Добро пожаловать, родные!

— Да, это мы! — ответил голос из белой метели. — Поклон тебе от царицы нашей, матери твоей; она и сама приедет, нас вперед послала. Живо, сестры! Устроим облаву, чтобы ни одна из этих летучих мышей не могла вырваться! Половина от нас вперед, за Бореадами! А другая здесь останется — исполнять приказание другой Матери, царицы наших царей.

И белое облако разорвалось пополам. Одна половина полетела вслед за исчезающей на краю кругозора красной мутью, другая пуще прежнего зарезвилась, закружилась. Все исчезло в опьяняющем вихре белых лепестков; не видно было отдельных образов, только голоса то там, то здесь вырывались из благовонной метели.

— Клеопатра, ветроногая Бореада! В последний раз вспомни свое детство, попляши с нами, подругами твоими!

— Клеопатра, почтенная княгиня! В последний раз постели ложе твоему мужу!

— Плексипп, Пандион, витязи молодые! Покажите, что и в вас течет кровь Борея, Горного Царя! К нам, в наш буйный хоровод!

Аргонавты невольно подались назад, предоставив всю поляну перед обрывом кружащейся рати Вьюг. Точно в тумане вырисовывался перед ними образ Финея: он все еще молился, окруженный белым сиянием. Внезапно он предстал перед ними во всей отчетливости один, на краю обрыва: метель потянулась к бездне, заволакивая водопад. Но это продолжалось недолго; только успели они оглянуться — и белая рать со звоном умчалась обратно; рядом с Финеем, все еще молящимся, стояла Клеопатра с детьми. Все стало по-прежнему, только теперь всякий шум прекратился, наступило полное, и жуткое, и благоговейное молчание. Волны водопада застыли наверху, над осушенною скалою; в скале показалась широкая пещера, а в ней — ложе, все покрытое мягким ковром из белых роз и левкоев.

И вторично раздался тот же голос — этот раз уже явственно из пещеры:

— Финей! Ты готов? Молящийся опустил руки.

— Жена, дети, — сказал он тихо, — мне было даровано лишь краткое свидание с вами. Вы слышите — меня требует властная царица, Мать-Земля. Не нужно мне более телесное зрение — я им злоупотребил некогда, когда увидел то, чего не мог понять, увидел здесь же, в пене и тумане этого самого водопада, как порождение его пещеры, пещеры Гарпий. О слепец! Я не знал тогда, что здесь под фатой водопада ее второй выход и что злые Гарпии послали мне колдовские образы, которые смутили меня.

Слава богам, все к лучшему теперь. Их волю мне поведала в последнюю ночь твоя мать, Клеопатра, — Царица Вьюг. Моя обитель отныне здесь, в очищенной и освященной, навеки скрытой от взоров смертных пещере. И вещим станет отныне шум этого умолкшего на мгновение водопада. Мою весть, весть просветленного божьей благодатью духа, услышат люди в нем. Я более не Финей, не слабый, близорукий скифский князь с его благими порывами, запечатленными проклятием несвершимости. В горниле страданий я впитал в себя все то, что скользило по моей душе, — все, чему ты меня учила, чарующая гостья из обетованной страны, благовестница очеловечения человечества в вечной природности, красоте и свободе. Таковым спускаюсь я в недра моей родной земли, чтобы и она прониклась этим знанием. Я более не Финей; я — зерно, опущенное под поверхность земли, условие и залог ее будущего урожая.

Родные мои, друзья мои, Гарпий более нет — они не вернутся в нашу страну. Но время среди своих бесчисленных порождений не замедлит родить и новые силы, которые ополчатся, Клеопатра, против дела твоего и твоей благословенной матери; они заглушат его, если не найдут отпора себе в силах самой земли…

— Финей, Клеопатра, берегитесь, — крикнул вдруг Ясон, указывая на укутанную в покрывало фигуру женщины, мелькнувшую из-за дерева.