Фернандо де Без - Повелитель звуков

Тем временем на сцене появились восхитительные декорации, изготовленные Генрихом Деллем и Анжело Куальджо. В первом акте — палуба корабля, на котором Тристан и Изольда плыли в Корнуолл, на котором они испили смертельного эликсира. В центре — деревянный штурвал, сверху — куски ткани, изображающие надутые ветром паруса.

Первый и второй акт оставили публику в недоумении. Слух обывателя еще не был готов воспринять музыку будущего. Возбужденный шепот пробегал по рядам.

И, наконец, третий акт. Декорации — внутренний двор замка Кареол. Огромное дерево поднимается в небо, образуя гигантский шатер. На заднем плане — море, на горизонте плывет корабль. Замковая сторожевая башня придает пейзажу необыкновенное величие. Изольда обращается к Тристану с мольбой о помощи. Третий акт заканчивается смертью Тристана. Марианна исполняет погребальную арию Изольды, вероятно, самую прекрасную из тех, что когда-либо были или будут написаны: оркестр выдает крещендо, символизирующее телесный восторг, голос сопрано — другое крещендо, представляющее смертельный восторг.

Ария без тональности, аккорды, которым никогда не обрести пристанища… Страсть и гибель сливаются в какофонии оркестра и голоса; Изольда, видя, что Тристан умирает от ран, отправляется вслед за ним. Они гибнут, познав высшее блаженство. Марианна пела, как никогда прежде. Или, может, правильней будет сказать, что ее голосом пела вечная любовь…

Свершилось! Мой «Тристан» обрел плоть и кровь. А знаете ли вы, что автор поэмы о Тристане умер, оставив ее незавершенной? Казалось, несчастливый рок преследует и мое творение. Но теперь, когда все закончено, драма зажила собственной жизнью, она проникла в сердца слушателей, она и поныне там.

Во время представлений «Тристана», в полной мере раскрывших божественный талант моего друга, Людвига Ш., первоначальное чувство удивления и тревоги сменилось подлинным ужасом. Дело дошло до того, что меня объявили чуть ли не преступником, который с завидным постоянством пытается внести хаос и разлад в наш оперный репертуар, и иногда ему это удается. На четвертом представлении после любовного заклятия Тристана я вынужден был во всеуслышание заявить, что эта постановка «Тристана и Изольды» — последняя, и больше спектаклей не будет.

[…]

Что же касается отношений с Людвигом Ш., то наш творческий союз открывал перед нами в будущем самые блестящие перспективы. Первый опыт с голосом Людвига Ш. показал, что глубина его таланта поистине неисчерпаема. Его голос, податливый, совершенный, являл собой превосходный инструмент, предоставлявший его владельцу неограниченные возможности.

[…]

Тем не менее до сегодняшнего дня в оперном искусстве господствовала манера пения, пришедшая к нам из Италии, так как не было никакой другой. Итальянская манера пения целиком и полностью — и в этом нет никакого сомнения — сформировалась в русле итальянской музыки, которая, в свою очередь, долгое время находилась под сильным влиянием пения кастратов, в период их расцвета. Такая музыка имеет своей конечной целью достижение чувственного наслаждения, не затрагивая сферу человеческой души. В те времена почти не использовались голоса юношей, теноров, предпочтение отдавалось детским голосам и походящим на них голосам кастратов.

Но в наше время под бесспорным влиянием германского гения, прежде всего Бетховена, наметилось течение, призванное вернуть музыке ее истинное предназначение, выражая в ней не только чувственное наслаждение, но и глубину душевных переживаний, величие человеческого духа.

[…]

Что же касается короля, то Людвиг добился разрешения устроить частный концерт. На нем известные певцы в сопровождении оркестра, которым дирижировал лично я, исполнили фрагменты моих опер «Тангейзер», «Лоэнгрин», «Тристан», «Золото Рейна», «Валькирии», «Зигфрид», а также «Образцовые певцы». Людвиг Ш. который слышал некоторые мои творения впервые в жизни, с удивительной силой и красотой спел «Песнь Любви» Зигмунда, «Песнь кузнеца» Зигфрида, партию Логе в отрывке из «Золота Рейна» и, наконец, партию Вальтера Штольцинга, самый большой отрывок из «Образцовых певцов».

[…]

…По окончании концерта Людвиг Ш. и я отправились в гостиницу пить чай.