Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

Он садится на ложе рядом с полулежащим калекой и по-товарищески спрашивает:

-Ты всегда понимаешь то, о чем говорит учитель?

-У меня было время, чтобы понять его, - достаточно дружелюбно отвечает Иуда.

-А как давно вы знакомы?

-Пару лет.

-И все это время вы были вместе?

-Мы не ходили с ним в обнимку, если ты имеешь ввиду это. У меня были свои дела с зелотами, он провел некоторое время у ессеев в Кумране.

-Он был в Кумране у благочестивых? И как они приняли его?

-Как видишь, он не остался. Кажется, они попросили его уйти.

-Уйти? Почему?

-Он назвал их опресноками.

-Пасхальным хлебом? Разве это плохо?

-Но ведь ты не ешь этот хлеб круглый год. Почему? Если он так хорош?

-Он - пресный и невкусный. Это ритуальный хлеб.

-Думаю, Иисус так и сказал им: вашим хлебом сыт не будешь.

-Правильно! - озарено восклицает рыбак. - Мессия - вот истинный хлеб с небес!

-Кто тебе сказал, что Иисус - Мессия? - холодно спрашивает Иуда.

-Как? - от удивления Петр на мгновение теряет дар речи. - А ты? Разве ты не веришь, что он - Мессия?

-Мне он этого не говорил.

-Но ведь это так! Иисус - Мессия, предсказанный пророками!

-Если Иисус и Мессия, то не тот, которого ждет Израиль.

-Тогда кто же он?

-Он - сын Неба. Спроси его сам.

Петр застывшим взором смотрит на своего спокойного, уверенного собеседника. Два факта отпечатываются в его сознании: Иуда не верит в Мессию - Христа, но признает в нем сына человеческого, который стал сыном Неба. Как это совместить?

Сразу же после смерти Иисуса родится христианский образ Сына Божьего. У невидимой метафизической сущности по имени Яхве появится отпрыск. Каждый приличный еврей будет плеваться при упоминании Сына Божьего. Иуда - приличный еврей, и он, несомненно, тоже плюнул бы при упоминании этой мерзости.

-Подожди! - совсем сбитый с толку говорит Петр. - Если ты не считаешь, учителя Мессией, то почему ты с ним?

-Я с ним не ради израильского народа, я с ним - ради себя.

И опять Петру нужно время, чтобы осмыслить услышанное. Какую же выгоду преследует Иуда?

-Ради вечной жизни?

-Ради вечной свободы. С Иисусом я освободился от бесов, которые мучили меня пятьдесят лет. Думаешь, я всегда был так спокоен, как сейчас? Я рыскал по Израилю, как волк, не хуже бар-Аббаса.

-Ты был с сикариями?

-Был. И вот что я еще скажу тебе, Петр. Иисус прав и в этом: все, что делает человек, он делает только ради себя. Ради себя я жаждал справедливости в мире, ради себя я желал свободы Израилю, ради себя заботился о сиротах и вдовах. Все - ради себя! И больше мне это не нужно.

Этот разговор застревает в памяти Петра, и он вернется к нему через пару недель в Вифании, деревеньке близ Иерусалима. А пока он оставляет Иуду в покое.

К вечеру возвращаются сыны грома, возбужденные и самодовольные.

-Учитель, теперь многие в этом городе слышали о тебе, - гордо сообщают они. - Когда в следующий раз ты придешь в Кану, толпы будут встречать тебя.

Иисус, словно его разбудили из состояния безмятежности, в котором он пребывал эти два дня, с недовольным удивлением смотрит на братьев и сурово выговаривает?

-Кто сказал вам делать это?

-Мессия должен получить свою славу.

-Я - Мессия для тех, кто жаждет небесного, а не земного, для изголодавшихся душою, а не плотью. Хотите поставить меня перед толпой, которая будет терзать меня? Говорил же я тебе, Иоанн, не давай святыню псам. А большей святыни, чем Царство Небесное, нет на свете! Но не нужно это людям! Узнаете это на себе, когда поведут вас в суды и будут бить в синагогах. Этого вы мне сейчас желаете?

Иоанн чувствует себя посрамленным незаслуженно. Ведь он не для себя старается! Он видит хмурое лицо Иуды, сочувственный взгляд Петра, чуть виноватую улыбку Матфея, которая словно напоминает: “Я ведь предостерегал вас”. Но юноша по-прежнему не понимает своей вины.

-Как же мир узнает истину, если о ней не рассказывать? - удивляется он.

-Нужно рассказывать миру истину и даже погибнуть за истину нужно, - мягко говорит Иисус. - И тем легче вам должно быть это, что ждет вас всех Царство Небесное. И я первый сделаю это, когда настанет мой час.

-Когда же он настанет?

-Когда настанет, ни у кого из вас сомнений в этом не останется! - резко заключает Иисус. - Небо разверзнется, принимая меня!

Симон тоже становится свидетелем этой сцены, и его убеждение в том, что он имеет дело с новой израильской партией, религиозный вождь которой до времени хочет сохранить свою секретность, только укрепляется в нем. “Кажется,- думает он, - я нахожусь у истоков великих событий”. И начинает хлопотать об ужине. Его семья приходит в гармоничное движение, как натренированный оркестр. Глазастая, живая дочь несет ему полотенце, и пока гости моют руки, жена и дети накрывают вечерний стол на дворовом ложе. А потом Симон чинно и неторопливо разливает вино по чашам, подавая первую Иисусу, а вторую Иуде.