Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

-Это же предательство!

-Так говорят наивные галилеяне. Это безопасно и выгодно.

-А ты сам? Ты его имеешь?

-Нет. Я не хочу его иметь.

-Почему же я - наивный, а ты - нет?

-Потому что ты не знаешь и не хочешь, а я знаю и не хочу.

Иуда откровенно зевает. Хоть сегодня он надеется выспаться. Прошлую ночь ему опять пришлось провести на охапке сена в сыром сарае боязливого и скупого селянина, того самого, у которого они ночевали в октябре. Всю ночь он тогда жег навоз, чтобы согреть свою ногу, и провонял чадом. Надеясь избежать повторных мучений, он сразу приступил к переговорам, когда старик, долго гремя засовом, наконец, приоткрыл дверь своего дома.

-Узнаешь нас, старче?

-Как же, как же, - щуря подслеповатые глаза, отозвался тот. - Помню.

-Ну что, твои сыновья вернулись из Тибериады? - Иуда старался быть вежливым.

-Приехали, да опять уехали. В городе им больше понравилось. И платят хорошо.

-Так дом у тебя пустой? На ночлег нас пустишь?

-Я бы рад, господин, но не могу.

-Это почему же?

-Не могу, - отвечал старик, будто хранитель великой тайны.

-Мы заплатим.

-Не могу.

-Что за сокровища ты в доме хранишь?

-Какие сокровища? - испугался старик. - Пусто в доме, и хлеба куска нет.

-Так пусти переночевать, раз пусто.

-Не могу.

-Ах ты, пес старый! - рассердился Иуда. - Надо было еще осенью сжечь твой дом.

Дверь захлопнулась, и засов закрылся гораздо быстрее, чем открылся. Пришлось опять идти в сарай.

Сегодня Иуда намерен выспаться.

Под ним не слишком мягкое ложе, но все же это не сырая земля, и есть покрывало. Ему совсем не хочется говорить о политике.

-Доброй ночи, Иуда, - говорит Петр.

-И тебе.

Наступает тишина. Петр переворачивается на другой бок и задумывается о превратностях судьбы. Карта жизни представляется ему подобной пятипалому, как ладонь, листу винограда: от черенка расходятся пять главных жил, которые имеют свои ответвления и так до самых тонких прожилок, которые тоже разветвляются. Двигаясь по этому фракталу, можно достичь любого конца листа. Так человек, идя по своей жизни то в одну, то в другую сторону, выбирает свою судьбу и приходит в конечную точку, которая могла бы быть совсем другой. Поверни он месяц назад к бар-Аббасу, и быть бы ему теперь распятым. Но месяц назад он не мог знать этого, и развилка на его пути не имела знаков предупреждения. Возможно, появление Иисуса в Капернауме спасло его от преждевременной гибели. Петр не может сформулировать свой вывод по-книжному, но звучать он должен примерно так: дав человеку свободу воли, Бог возложил на него слишком большую ответственность. Поменьше бы этой свободы. Тут как раз нужен Мессия, который освободит людей от выбора. Образ Иисуса - Пастыря рождается в голове Петра. Этот образ апостол Петр пронесет через всю свою жизнь и будет внушать его своей Церкви. Пастырь - это социальный Мессия, который берет всю ответственность за грехи на себя и делает свободными своих овец от свободы выбора. Позже о свободе стаде и ценностях духовного рабства будет написано множество богословских трактатов. И все они будут отлакированы искренним лицемерием.

Иоанн что-то рассказывал Петру о прямой, столбовой дороге, по которой нестройными рядами движется человечество мимо всех красот мира, сходя то там, то тут на обочину. Но у Петра нет художественного воображения Иоанна. Перед его мысленным взором не встает величественная картина: огромная дорога, покрытая изнемогшими трупами, которая уходит в голубое небо и на лазурном закате встречается с Царством Небесным, которое и есть свет мира. Ему ближе общественные проблемы и апология с виноградным листом кажется тут более подходящей. На прямой дороге не заблудишься, все неудобства в кривой траектории. Человеку нужен поводырь в этом лабиринте жизни, добрый пастырь Христос, который уже спас глупого Петра от смерти на кресте. И отныне он будет всей своей верой и всей своей рыбацкой правдой служить этому величайшему общественному деятелю, страховому агенту всех грешников и заблудших душ. В этот ночной час, лежа во дворе галилейского города Каны, Петр окончательно признает в Иисусе обещанного пророками Мессию. Он закрывает глаза. Пятипалый в прожилках виноградный лист долго кружит перед ним, опускаясь все ниже и ниже, и уводит его за собой на дно душевного покоя, в царство сна.

Иоанн давно уже спит, и ему снится сон - дивный и живой, как откровение небес, которого он давно ждет. Вот он на горе Фавор. Эта высокая гора хорошо видна из его родного Назарета. Осенью по утрам из-за горы поднимается солнце, словно оно пряталось всю ночь за нею, а не проваливалось под землю в царство мертвых. Много раз с трепетом наблюдал он этот рассвет, ожидая, когда верхушка горы заблистает нестерпимым светом. И вот он стоит на Фаворе с братом Иаковым и Петром, а перед ними Иисусу, лицо которого подобно этой сияющей вершине на рассвете. Рядом с ним Моисей и Илия. Очень похожие друг на друга старцы беседуют с Иисусом о великих делах, которые ему предстоит совершить. Перед этой святой сценой Иоанн благоговейно опускается на колени и слышит голос с небес: “Это сын мой возлюбленный, и в нем мое благоволение”. Все, как в видении пророков! Иоанн просыпается от охватившего его ликования. Ему был голос с небес, и он заново переживает эту сцену, столь яркую и живую, будто случилась она наяву. Он будит спящего рядом Иакова, чтобы рассказать ему о своем вещем сне, но тот спросонья бормочет: завтра расскажешь. Иоанн засыпает в надежде увидеть продолжение своего чудесного сна.