Борис Васильев - Ольга, королева русов. Вещий Олег

— Для меня — достаточно, — жестко сказал Олег. — И внуки Сигурда рассчитаются со всем рюриковским отродьем и за себя, и за меня, и за Неждану.

— И детей, и внуков, и всех вообще рожают женщины, конунг. Какая разница, кто именно родит Сигурду сына, а тем паче — внука? Государственное дело нельзя ставить ниже собственных желаний, а Биркхард шепнул мне, что его конунга Берта надо удивить чем-либо и поставить перед выбором. И лучшей неожиданности мы не найдем, и первое, что сделает Сигурд, когда унаследует власть, — это постоянный и прочный, может быть, даже вечный союз с нами.

Олег долго не мог согласиться: ему нравился Сигурд, и о лучшем муже для своей любимицы Нежданы он и не мечтал. Но Донкард терпеливо давил и давил, приводя все новые резоны и в меру пугая союзом рогов с рузами, что делало удар по Аскольду и впрямь невозможным. И скрепя сердце конунг в конце концов вынужден был согласиться.

— Только сначала я должен убедиться, не меняю ли ястреба на кукушку.

— Тебе не миновать поездки в Рузу на сороковины, — сказал Донкард, с трудом сдержав вздох облегчения. — Жена конунга Берта умерла, и заздравный кубок почетному гостю по обычаю подаст его дочь. Заведи разговор о сватовстве после прощального пира.

— Если она мне понравится, — непримиримо проворчал Олег.

— Альвена убеждена в этом.

На том и порешили, к большому неудовольствию Олега. Он всегда весьма болезненно переживал крушение собственных надежд, плохо спал ночью, а разбудили рано: из Смоленска на взмыленных конях примчались Годхард и Ставке Наскоро ополоснувшись в тазу, конунг оделся и прошел в переднюю горницу, приказав пригласить прибывших сразу же.

Они вошли один за другим, запыленные и смертельно усталые. («Скакали всю ночь, — определил Олег. — Так не спешат даже с радостными вестями…») Ставко, поклонившись, остался у порога, а Годхард прошел вперед, выхватил меч, вонзил его в пол перед собою, опустился на одно колено и, низко склонив голову, положил обе руки на перекрестье меча.

— Прошу тебя, мой конунг, снять с меня клятву побратимства, которую я дал Хальварду.

— Клятва побратимства — святая клятва, — сказал Олег. — У тебя должны быть веские причины для отказа, боярин Годхард. Я слушаю.

— Само изложение причин есть нарушение клятвы, конунг. Ибо причины эти чернее узора на гадючьей спине.

— Значит, ты отрекаешься от побратимства?

— Да, мой конунг. Слишком велики причины этого решения. Сними мою клятву властью своей, и я расскажу все, что слышали мои уши и видели мои глаза.

— Снимаю с тебя, боярин Годхард, клятву побратимства во имя истины, — торжественно произнес конунг, коснувшись правой рукой его склоненной головы. — Отныне ты свободен от всех обещаний. Встань и говори.

Годхард встал, вложил меч в ножны и, не сказав ни слова, отступил в сторону. А к Олегу подошел Ставко, положил свой меч к его ногам, опустился на колено и сказал:

— Прошу о милости, мой конунг. Освободи меня от клятвы, которую я был вынужден дать боярину Хальварду.

Это было похоже на сговор или дурную шутку, что Олегу не понравилось. Он нахмурился, но Годхард был серьезен, даже суров, а Ставко по-прежнему не поднимал головы.

— Причина? — резче, чем хотелось, спросил конунг.

— Только дав клятву, я мог получить повеление убить домоправительницу Нежданы хазарянку Закиру

Из рассказов Донкарда Олег уже знал об этом убийстве. Стрела была хазарской, но расстояние, откуда она была пущена, предполагало редкостное уменье лучшего лучника из всех дружинников Олега.

— Я сожалею о своем поступке, но то была единственная милость, которую я мог оказать ни в чем не повинной женщине, — продолжал Ставко.

— Исполнение повеления Хальварда не есть причина для разрешения от клятвы, воевода.

— Славяне исполняют клятвы без размышлений и колебаний. И я не знаю, какую цель укажет мне завтра Хальвард. Вполне возможно, что ею окажется твое сердце, конунг.

— И ты исполнишь даже такое повеление?

— Я — славянин, мой конунг.

— Освобождаю тебя от клятвы, воевода Ставко. — Олег коснулся десницей его склоненной головы. — И благодарю за прямоту. Встань и возьми меч. И объясните мне, почему вы оба решили отказаться от клятв одному и тому же человеку.

— Я знаю древние обычаи, мой конунг. — Годхард тяжело вздохнул. — Знаю, что ты вынужден будешь сделать, узнав всю правду, но что значит судьба одного человека по сравнению с судьбой всего нашего народа и твоего, конунг, великого дела. Во имя этого дела я по повелению Хальварда организовал в Киеве убийство Рогдира.