В камере Черномского.
Князь Голицын допрашивал Черномского.
За отдельным столиком в углу записывал показания секретарь Ушаков, безмолвный, серенький человечек, из тех, что в просторечии именуются «приказная крыса» – особая порода служащих, выведенная в империи.
Голицын обращался к Черномскому:
– Обстоятельства вашей жизни, сударь, хорошо изучены нами по документам, находившимся в архиве известной вам женщины. Следственно, всякая ложь с вашей стороны бесполезна и приведет лишь к тому, что нами будут употреблены все… я подчеркиваю, все средства для узнавания самых сокровенных ваших тайн. А посему предлагаю вам говорить с полной откровенностью, надеясь на безграничную монаршую милость Ее величества… Итак, каковы обстоятельства, приведшие вас к знакомству с самозванкой?
Черномский отвечал весьма охотно:
– В 1772 году я был послан Конфедерацией в Турцию, в лагерь войск, сражавшихся с Россией. Цель моей поездки состояла в том, чтобы разведать, какую помощь мы можем получить из Турции. Из Константинополя я привез графу Потоцкому ответ от Великого визиря и затем поступил на службу к князю Радзивиллу, бывшему, как вам известно, маршалом Конфедерации.
«Про Конфедерацию матушка не велела…»
И князь прервал Черномского:
– Как вы оказались в свите известной женщины? Отвечайте точно на поставленный вопрос.
– Я одолжил ей денег. Она обещала заплатить свой долг в Риме… Кроме того, Доманский был мой хороший товарищ, и я поддался его уговорам поехать с ним и с этой женщиной. Да и пострадав своим карманом, я не мог бросить ее, не получив обратно деньги.
– Называла ли себя негодница в вашем присутствии царским именем? И именовали ли вы ее так?
– Да, все ее так именовали. Князь Карл Радзивилл, когда сел в Венеции на корабль, чтоб ехать с нею к султану, так прямо и объявил нам: дескать, с нами отправляется к султану дочь покойной русской императрицы. Князь Карл иначе не называл ее.
– Я не спрашиваю вас о князе Карле, – торопливо прервал Голицын, – я об ней самой спрашиваю. Именовала ли она себя царским именем в вашем присутствии?
– Да, она так себя называла. И все в Риме ее так называли. И секретарь кардинала Альбани, и французский консул, и посланники всех дворов. Я сколько раз передавал ей письма с надписью: «Ее высочеству принцессе Елизавете».
– Куда вы собирались двинуться дальше из Рима? Говорила ли она вам о своих дальнейших целях?
– Из Рима мы хотели вернуться с Доманским в Польшу И оттого в Риме много раз просили ее побыстрее вернуть нам деньги и уволить со службы. Но она нам вскоре сказала: «Радуйтесь, у меня теперь будет новая жизнь – граф Орлов обещал мне помогать во всем. Я еду теперь к нему в Пизу и там заплачу вам обоим все долги. И с миром вас отпущу». Ну, я и поверил. Да я и сам видел: любовь у них с графом…
– О графе я вас не спрашиваю, – прервал, вздохнув, Голицын. – Скажите-ка лучше, что вам известно о происхождении сей негодницы? Говорила ли она вам правду? Или кому-нибудь в вашем присутствии? Называла ли своих родителей вам или кому-нибудь в вашем присутствии?
– Никогда ничего не говорила. И никого не называла. Более прибавить ничего не могу. – И поляк залпом выпалил: – Молю о милосердии российской повелительницы и припадаю к стопам ее. И клянусь: не знал ни о каких делах, кроме конфедератских, о чем чистосердечно поведал. Да и то я должен был их исполнять как принявший присягу военную.
«Ишь, в дурачка-то играет… Ох, много бы я от тебя узнал, если б не матушкин приказ…»
В камере Доманского Голицын ведет допрос. Ушаков в углу записывает показания.
– Обстоятельства вашей жизни хорошо нам известны из полученных документов и из подробных чистосердечных показаний вашего друга господина Черномского. Следственно, всякая ложь с вашей стороны приведет лишь к тому, что употреблены будут все меры узнать до конца самые сокровенные ваши тайны. Только чистосердечное признание даст возможность рассчитывать вам на безграничную милость Ее императорского величества…
Доманский кивнул головой, показывая, что он усвоил эту истину.
– Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с известной женщиной?
– Впервые я увидел ее в Венеции. Я состоял тогда при князе Радзивилле. Мне сказали, что некая иностранная дама, узнав, видимо, из газет, что князь Карл направляется к султану, приехала к нему в Венецию, чтоб под покровительством князя Карла отправиться туда же.
– Зачем?
Читать дальше