Николай Алексеев - Испытание

Ирине Сергеевне вспомнился первый день войны, когда она вот так же стояла на опушке леса, опершись о дрожащее от грохота битвы дерево, и смотрела в сторону горевшего города, где остались ее дети. Не проходило дня с тех пор, чтобы она не подумала о своих детях, и эти воспоминания болью отдавались в ее сердце. Иногда ей казалось, что их, как и мужа, нет уже в живых. Но потом надежда снова вспыхивала в ней. Однако и это не успокаивало Ирину Сергеевну. «А где же они?.. Как живут?..» – думала она, а воображение рисовало ей Дусю и Ваню в оборванной одежонке, босых, голодных, с протянутой рукой стоящих под окном какой-нибудь избы…

– Идут!.. – радостно крикнул кто-то.

И этот крик прервал невеселые мысли Ирины Сергеевны. Ее сердце дрогнуло. Кровь прилила к лицу. И за частоколом деревьев она увидела людей. На них страшно было смотреть: мокрые, измученные, с землистыми лицами, истощенные так, что, казалось, у них остались только кожа да кости, и все раненые: у кого рука была на повязке, у кого из-под полушубка белела перевязанная грудь, кто шел с забинтованной головой, словно в чалме; легкораненые волочили под руки ослабевших, залитых кровью товарищей; были и такие, которых несли на жердяных носилках… У всех этих людей хватило сил дойти только до своих. Увидев кого-нибудь из встречающих, каждый из них с криками: «Товарищ!..», «Браток!..», «Дорогой!..» бросался к нему на шею и здесь же подле него в изнеможении спускался на землю. Больше всех радовались они при виде Ирины Сергеевны, принимая ее за медсестру.

Сдерживая слезы, она старалась успокоить этих доведенных до крайней степени изнеможения людей, вела их к санитарам и медсестрам, поила горячим чаем, кормила размоченными белыми сухарями, искала в ящике письма и, когда находила, радовалась не меньше тех, кому эти письма были адресованы.

– Спасибо, сестрица! – благодарили ее воины.

Их становилось все больше и больше на этом небольшом участке окруженной болотом земли. Легкораненые шли до деревни Колодези, где их эвакуировали в госпитали: кого в Семеновское, кого в Аксеново. Тяжелораненых несли на носилках прямо до ПРП, а там их брали санитарные автобусы и увозили во фронтовые госпитали.

– Ирина Сергеевна! – окликнул ее незнакомый голос. Ирина Сергеевна обернулась и в старике, которого несли двое раненых солдат, угадала Железнова.

– Яков Иванович! Милый вы мой!.. – бросилась она к нему и разрыдалась. Яков Иванович тоже разволновался.

– Все… благополучно… – говорил он. – Нога скоро заживет… Не волнуйтесь за меня, не надо!..

Стыдясь своих слез, Ирина Сергеевна прятала глаза, вытирала их бинтом. Она отдала Якову Ивановичу и Бойко письма и убежала, чтобы принести им чай. Когда она вернулась, около Якова Ивановича сидел Хватов, такой же худой и обросший, как и комдив.

– А мне, Ирина Сергеевна, нет писем? – спросил Хватов. Но она ничем не могла его порадовать. Ирина Сергеевна знала, что за линией фронта у него осталась беременная жена; стало тяжело на сердце, когда она увидела, как сник сразу Хватов.

Яков Иванович с жадностью читал письмо от жены и некоторые строки его повторял вслух:

– «Мало того, что Юра отнял у меня половину жизни, так еще дочь доставляет такие огорчения. Ты, наверное, знаешь, что с ней?.. Ради бога, не скрывай!..»

Дрогнули мускулы на лице Железнова…

– Что с Верушкой? – спросила Ирина Сергеевна.

– Не знаю, – глухо ответил Яков Иванович. – Надеюсь, что все в порядке. – И он устало посмотрел на Ирину Сергеевну. – Ведь она там…

– Там? – удивленно вырвалось у Валентиновой. Яков Иванович молча кивнул головой. – Что же написать Нине? Правду писать нельзя…

Она посмотрела на Хватова. Он украдкой согнутым пальцем придавил слезы в уголках глаз. Горе друга с еще большей силой всколыхнуло его печаль. Он поднялся и отошел в сторону. А из болота на холм поднимались все новые и новые люди. С остатками своего полка вышел и Карпов, а вместе с ним молоденькая разведчица Надя. Яков Иванович поднялся, по-отцовски поцеловал Надю и, крепко пожимая ее руку, сказал:

– …Вас, Надя, и Марину благодарю от лица всех нас и представляю к ордену Красного Знамени. Зачисляю вас обеих навечно в первую роту полка майора Карпова. Вы спасли тысячи жизней!

Надя чувствовала, что на нее смотрят десятки глаз, и ей стало неловко. Она была вся мокрая, подол юбки прилип к ногам, намокшие волосы вылезали из-под платка. Она застенчиво поблагодарила комдива и хотела скорее уйти. Но одной ей уйти не удалось, ее до самого ПРП провожали бойцы.