Памела Сарджент: Повелитель Вселенной

Есугэй крепко схватил ее за руку, потом отпустил.

— Слишком много говоришь, женщина.

Она терла руку там, где намечался синяк.

— Мне кажется, у тебя хватает врагов и без тех, что ты нажил, украв меня.

— Ну, будет их больше — ты стоишь того.

Оэлун закрыла глаза, боясь опять заплакать. Она подумала о Чиледу, который скачет в одиночестве навстречу горячему ветру, обжигающему лицо.

К югу от рощи, где Оэлун впервые увидела Есугэя, местность была плоская и безлесная. Вдалеке виднелся небольшой табун лошадей.

— Наши, — сказал Даритай, махнув рукой в сторону лошадей и табунщиков.

Оэлун молчала.

— Мой брат Есугэй, — продолжал молодой человек, — анда Тогорила, хана кэрэитов, который живет в шатре из золотой парчи.

Это означало, что Есугэй и хан кэрэитов дали друг другу клятву верности и братства. Даритай заерзал в седле. Он уже говорил Оэлун, что Есугэй — старший в своем роде, что он — вождь киятов-борджигийнов и что у него есть сторонники во всем их племени борджигийнов.

— Они побратались после того, как Есугэй сражался против врагов Тогорил-хана и вернул ему трон. Дядя Тогорила сам претендовал стать ханом кэрэитов, но наши воины победили его, и Тогорил был так благодарен брату, что предложил ему священные узы анды. Кэрэиты богаты, Тогорил-хан — сильный союзник.

— Значит, у твоего брата есть друзья, — сказала Оэлун. — А я думала, что он только и умеет, что воровать чужих молодых жен.

Даритай пожал плечами.

— В нашем курене живут люди из племени тайчиутов. Хонхотаты и многие другие потомки Боданхара ходят вместе с нами в походы.

Вскоре Оэлун увидела стан Есугэя. Круглые юрты напоминали большие черные грибы. Они раскинулись на лугу близ реки; из отверстий в крышах клубился дым. Возле каждого жилища стояли повозки. Оэлун прикинула, что в стане живет около трехсот человек, а после хвастовства Даритая она ожидала, что их будет больше.

— Останови кибитку, — сказала она. — Я хочу быть прилично одетой.

Есугэй удивленно посмотрел на нее.

— Там, у реки, ты не была такой скромницей.

Она схватила свои штаны и забралась в глубь кибитки, и даже опустила за собой войлочный полог. Она нашла другую рубашку в одном из сундуков, натянула штаны, надела шелковый халат и повязалась синим кушаком.

Есугэй заерзал, когда она снова села рядом Кибитка покатила, а Оэлун взяла свой бохтаг. Полый головной убор, украшенный несколькими утиными перьями, был почти в фут высотой. Она пристроила бохтаг на голове, засунула под него косы и завязала ремешки на подбородке.

Светлоглазый хихикнул.

— Теперь у тебя приличный вид.

Некун-тайджи пустил коня рысью. Вечерняя работа в курене была в разгаре. В стаде на краю стана женщины на корточках доили коров, дети пасли овец. Жеребята были привязаны к длинной веревке, натянутой между двумя кольями, а в это время мужчины доили кобыл. Перед большим шатром другие мужчины взбалтывали кобылье молоко в больших бурдюках; мелькали руки, державшие тяжелые мешалки. Оэлун подумала об отцовском стане, где ее семья делает ту же работу, и пригорюнилась.

Навстречу поскакали несколько молодых людей, приветствуя Есугэя.

— Багатур с добычей! — крикнул один из них и рассмеялся. Оэлун потупилась, ей не понравилось, как они смотрят на нее.

— Сегодня вечером отпразднуем это, — сказал Есугэй.

Оэлун стало не по себе.

Кольцо юрт рода Есугэя находилось на северном краю куреня. Его туг, длинный шест, увенчанный девятью хвостами яков, был воткнут в землю у самой северной юрты. Есугэй снял Оэлун с повозки и, поставив на ноги, провел меж двух костров, горевших вне кольца, для того чтобы очистить ее. Потом он расседлал своего жеребца. К братьям поспешил мальчик, который увел их коней.

— Теперь я вижу, за чем ездил багатур, — послышался женский голос.

У повозки собралась группка женщин — поглазеть на Оэлун. На околице кольца, что было западнее есугэевского, две пожилые женщины в высоких головных уборах наблюдали за ней; судя по бохтагам, они занимали высокое положение.

Братья Есугэя вернулись, и Даритай выпряг лошадь из кибитки Оэлун, а Некун-тайджи в это время удалился с одной из женщин, которая, видимо, была его женой. Есугэй махнул руками остальным.

— За работу, — сказал он. — Отпразднуем это дело попозже.

— Мне нужно поставить свою юрту, — заметила Оэлун.

— Завтра, — тихо произнес Есугэй. — Сегодня ты будешь спать под моей крышей.

Он ущипнул ее за руку.