Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

Конюшица склонилась и потрогала его руки, сжимающие автомат: металл и человеческая плоть были одинаково холодными и твердыми. Потом она принесла лопату и стала рыть землянку рядом с убитым.

— Ничего, и тебе вырою, — приговаривала она. — И ты зимой согреешься. Сверху тебя присыплет листьями, потом снегом… Ничего!

Жеребчик помогал ей закидывать яму землей. Он стал привыкать к мертвым, и хотя его будоражило ощущение смерти, однако он понимал, что эти холодные, неподвижные люди уже не представляют опасности и не могут принести вреда. Когда они схоронили человека, совсем стемнело, листва отдала накопленное за день тепло, и босые ноги чувствовали холод и сырость земли.

— Пойдем домой, — сказала конюшица. — Веди меня.

Жеребчик прекрасно видел в темноте и очень просто ориентировался в ночном лесу. Конюшица шла за ним, держась за мягкий, ухоженный хвост, а он ступал осторожно, чтобы не бить ветвями позади идущего. Но скоро жеребчик внезапно встал и насторожился, поводя ушами, — впереди был живой человек.

— Ну, ступай, ступай, — конюшица подергала хвост. — Чего ты испугался?

Жеребчик лишь тянул ноздрями воздух и вздрагивал кожей, будто сгоняя оводов. Конюшица пошла вперед, а он нехотя и напряженно потянулся следом, готовый в любое мгновение порскнуть в сторону.

— Кто здесь? — вдруг послышался голос из тьмы.

— Это я, — отозвалась конюшица.

— Стоять! — приказал невидимый человек. — Оружие на землю!

— У меня нет оружия, — сказала она, не останавливаясь. — Вот только лопата, землянки копать.

За толстой колодиной лежал человек в белой каске, закованный в тяжелые, как панцирь, одежды.

— Что ты делаешь ночью в лесу? — спросил он.

— Землю копаю.

— Кто еще с тобой? Кто за спиной прячется?

— Жеребчик!

Человек положил автомат, уронил голову.

— Я ранен… Иди на аэродром, сообщи обо мне.

— Там люди, — сказала конюшица. — А я боюсь их. И мой жеребчик боится.

— Я сотрудник отдела милиции особого назначения! — прикрикнул он и помолчал от слабости. — Ты обязана выполнять мои требования.

Конюшица с трудом опрокинула его на спину. Человек застонал: вся одежда пропиталась кровью, ноги не двигались.

— Теперь я в лесу живу, — сказала она. — На воле…

— Разведи огонь, — вдруг жалобно попросил он. — Я замерзаю.

— У меня нет спичек…

— Возьми в кармане зажигалку.

Она расстегнула застежку кармана на его коробчатой одежде и вместе с россыпью патронов выгребла зажигалку. Нарвала бересты, вислого мха с нижних ветвей деревьев и запалила костер. Пламя высветило молодое, изможденное болью лицо. Пока конюшица собирала в потемках дрова, человек отогрел над огнем руки; тело же его била крупная дрожь.

— Спаси меня, — он заплакал. — Я истекаю кровью… Замерзаю!

Конюшица с трудом освободила человека от тяжелого панциря.

— Так тепло одет и замерзаешь… А мне вот и босой тепло.

— Эта одежда не греет…

— Зачем же ее надевать, если не греет?

— Она защищает от пули… Это бронежилет.

— Что же не защитила? — Конюшица расстегнула тяжелый окровавленный бушлат, куртку и наконец добралась до раны. — Нечем и перевязать… Разве что мхом?

— Большая рана? — спросил он со страхом.

— Ма-аленькая, — она рвала мох и оттирала от крови вспухший живот. — Будто на сучочек наткнулся..

— Почему же ноги не слушаются? Почему встать не могу?

Конюшица положила его на бок, и кровь из живота потекла, как из бурдюка. Завернула на спине одежду — на позвоночнике возле поясницы налился огромный пухлый синяк.

— Я выживу, да? — спросил он с надеждой.

— Конечно, — заверила конюшица. — Не умрешь же ты от такой крохотной раны. Сейчас присыплю ее золой, приложу мох, и к утру заживет.

— Пить хочу…

Она стала выдавливать из мха капли воды ему на губы, он просил — еще! еще! — но много ли надавишь? Однако человек и этому был рад, слегка оживился:

— Тепло стало… Кто ты? Ты не из Белого дома?

— Нет, я из землянки.

Жеребчик чуть осмелел и вышел в свет костра. Он ревновал конюшицу, что она ухаживала за человеком — чистила ему кожу, гладила гриву и челку, и чувство это было сильнее, чем страх.

— Конь! — тихо изумился человек. — Какой красивый конь!.. А я в школе сочинял песни и пел под гитару. У меня была песня про коня.

— Спой, — попросила она. — Если можешь.

Он подумал, пошевелил губами и обескураженно сказал:

— Не помню… Забыл. Все забыл. Но помню — была…

Жеребчик, будто показывая свою стать, поворачивался то одним боком, то другим, красиво выгнув шею, чесался мордой о свою ногу, потом резко вскидывал голову и замирал.