Командир выглядывал из-за спины каюра, оценивал обстановку, уточняя позиции сторон. Больно не хотелось ему нырять в сугроб. Из сугроба ничего не увидишь — много не накомандуешь. Да к тому же из сугроба надо будет регулярно высовываться, а кому хочется подставлять голову под пулю. Противник прицельно бил по серым красноармейским шлемам и не трогал безоружного каюра первой нарты. Тут лучшей позиции для командира не сыскать.
Сначала ударили по остякам одиночными выстрелами, потом залпами. После опять перешли на одиночные. А противник продолжал отвечать на стрельбу. Он увидел, как застрелили женщину в белой ягушке.
Она носилась между чумом и нартами, откуда велась стрельба. Куда летели красноармейские пули — неведомо было командиру. Что же, окоченевшие в сугробах бойцы больше ни на что не способны? «Развернуть упряжки в обратную сторону — тоже большая морока», — соображал командир. И тут он вспомнил про салымца Иуду…
Противника в лоб не взять. Это командир понял после полдневной перестрелки. Между отрядом и становьем небольшое чистое озерко, простреливаемое насквозь. Подъезд один — узкий, плохо протоптанный олений зимник. На кочкастом взгорке, занесенном сугробами и поросшем редкими сосенками, и застрял отряд красных. В объезд не проедешь на оленях — снег по пояс. И пешком не пройдешь. И лыж широких для такого снега тоже нет. А коль по одному начнешь прорываться на мелкий снег озерка — так перестреляют всех поочередно. По прикидкам командира со становья било три или четыре ствола. Для атаки в чистом поле — это сущий пустяк. Но в этих чертовых снегах они могут укокошить весь отряд. Надо было искать выход.
И тогда главарь приказал салымцу зайти в тыл противника на подволоках [2] Подволоки — широкие охотничьи лыжи, подбитые, подволоченные мехом. Обычно для этого используются конские и выдровые шкуры, а также камус с лосиных ног.
и оттуда ударить по остякам. Салымец быстро собрался и ушел. Пока тот обходил селение по сосновым гривам и лощинкам, отряд вел интенсивную перестрелку, отвлекая внимание защитников.
Командир, покрикивая и матюгаясь на бойцов, так и просидел весь бой за спиной своего каюра. И только когда послышались выстрелы салымца с тыла противника, он поднялся, взмахнул пистолетом и заорал: «Вперед, гады!»
И упряжки, выехав одна за другой на мелкоснежье озерка, галопом понеслись к селению. Красноармейцы вовсю палили поверх каюрских голов. Рванула граната. Вторая. Потихоньку стихала стрельба.
Когда подлетели к чуму, командир первым соскочил с нарты и рванулся внутрь. Он не должен был этого делать: его могла встретить прицельная пуля с близкого расстояния и войско осталось бы без головы, но его подтолкнула к этому, как ему показалось, презрительная усмешка каюра Ивана Сопочина, на мгновение промелькнувшая перед ним на развороте — эх, ты, вояка-заспинник… Возможно, и бойцы втихаря подсмеивались над ним, просто он не видел их лиц. Поэтому он ворвался в чум с удвоенной жаждой отомстить тому, кто заставил его так позорно прикрываться чужой спиной. Такого с ним, боевым командиром, никогда прежде не случалось. А тут перед какими-то остяка-ми сробел? В чуме оказались лишь женщина и дети…
Сейчас, обойдя взятое селение и поостыв на морозе, он зычно крикнул:
— Мингал!
Подскочил помощник, костлявый и нескладный, но ушлый малый:
— Я, товарищ командир!
— Что имеем?
Настало время решать судьбу непокорного селения. Как это уже повелось, помощник по замусоленной бумажке начал писклявым голосом выкрикивать-вопрошать:
— Стадо?
— Угнать! — кратко решил командир.
— Нарты?
— Рубить!
— Провиант?
Командир чуть помедлил, потом выдал:
— Сожрать!
Мигал чуть расширил глубоко сидящие глаза: это было что-то новое. Обычно следовала команда «реквизировать» или «уничтожить». Не день и не два тут нужно сидеть, чтобы все сожрать. Что это с командиром? Что-то напутал после атаки?
— Собаки?
Командир махнул рукой. Это значило: на ваше усмотрение.
— Чум?
Командир сдвинул брови, ничего не сказал. Обычного ответа «спалить» не последовало. Выдержав нужную паузу, пошуршав бумажкой, помощник продолжил перечислять:
— Мальчик?
Молчок. Обычно — «под стражу».
— Женщина?
Опять молчок.
— М-малявки?
Молчок.
Командир увидел, как от удивления мышиные, с пакостливой пленкой глаза помощника почти вылезли из орбит. Подумал: будет ему что доложить огэпэушнику Елизарову в Березово. Пройдошный, но рьяно тянет свою лямку. А до отрядного еще не дорос, не дадут, рановато. Только зря старается.
Читать дальше