Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

— О пресветлый оглан, ты преувеличиваешь мою доблесть! Чего стоит она в сравнении с подвигами великого из великих Насира эд-Дина Махмута Тохтамыша, твоими и всех тех, кто сокрушил стольный город урусутов!..

— Хвала Аллаху, что мы можем лицезреть тебя, Бек Хаджи, хвала Аллаху, — не отводя от шуракальца тяжелого, испытующего взгляда, повторил Коджамедин. — А мы считали, что ты еще в Тарусе… — Он хотел добавить: «Нежишься с урусутской полонянкой», но, зная строптивый нрав шуракальского хана, раздумал… Зачем перед битвой озлоблять непокорного гордеца? Вот разгромим коназа Серпуховского, тогда за все и сочтемся! И продолжал неторопливо: — Да, ты вовремя привел свою орду, Бек Хаджи, очень вовремя. Завтра… Нет, уже сегодня, — поправился он, — мы выступаем на Волок Ламский. Если бы ты не пришел сегодня, то лишился бы большой добычи, мы не стали бы тебя ждать.

Тонкие губы шуракальца дрогнули в усмешке; оторвав взгляд от вытянутого, как у лошади, лица оглана, он посмотрел на многочисленные кувшины с запретным вином, бузою и кумысом, на дыни, миндаль и виноград на ковре и с осуждением подумал: «Сколько они выпили хмельного! Нечестивцы презрели яссу великого Чингисхана, в которой сказано о запрете одурять свои головы вином и бузой перед сражением!..»

В шатре ярко пылал костер, но Беку Хаджи было зябко, насквозь промокшая одежда холодила тело; ковер вокруг него потемнел от стекавшей с кафтана воды. Хану тоже захотелось выпить вина, он даже облизнул губы, но, верный вековым устоям, заставил себя подавить желание. Взглянул на свои перепачканные глиной сапоги, сырую одежду, завистливо покосился на унизанный жемчугом и сапфирами шелковый халат Коджамедина, на его красного сафьяна легкие туфли и хмуро поморщился.

Для бросавшего то и дело пристальные взгляды на своего гостя оглана это не осталось незамеченным. Он хлопнул три раза в ладоши и, когда в шатер вбежал черный невольник, приказал:

— Халат и туфли доблестному хану, он хочет переодеться после утомительной дороги! — И, обращаясь к шуракальцу, предложил: — Выпей вина, оно согреет тебя и укрепит твои силы.

Однако и это не смягчило Бека Хаджи. Покачав головой, он произнес:

— Благодарю тебя, оглан, но я не пью вина перед битвой! Напрасно ты послал своего раба за одеждой. Я не стану переодеваться, ибо когда я в походе, то веду жизнь простого нукера. Скажи мне только, не ослышался ли я, что ты намерен сегодня выступить на Волок Ламский?

— Нет, не ослышался! Сегодня! Сейчас же! — выкрикнул обозленный его тоном и отказом Коджамедин.

— Но уже рассвело, а твои нукеры к походу не готовы. Да и шуракальцам следовало бы отдохнуть после дальней дороги. Не забывай: Волок защищает брат Дмитрия Московского коназ Серпуховский, за победу над Мамаем его называют Храбрый!

— Я все знаю, Бек Хаджи! — надменно процедил тот. — Не понимаю, зачем ты мне говоришь об этом?! Ты, который не брал Мушкаф! Ты, который даже не видел, как храбро сражались с урусутами доблестные нукеры великого хана!

— Я в это время сражался с тульским и тарусским коназами! Я победил их и взял большую добычу! — отпарировал Бек Хаджи. — Мои воины храбры и отважны! Урусуты стояли насмерть, но я разбил их! Вы думаете, что я побоялся прийти в Мушкаф! Вы считаете, что я думал только об ясыре! Но если бы тульский и тарусский коназы соединились с Серпуховским и ударили с полудня, вы бы не овладели Мушкаф!.. — все больше распалялся шуракальский хан, который благоразумно решил, что нападение — лучший вид защиты.

— Хватит! — махнув длинной костлявой рукой, оборвал его Коджамедин. — Нам все известно, не хвались! Мы еще обо всем потолкуем, когда придет час!

Бек Хаджи вознегодовал при этих словах…

«Он мне угрожает, этот пьянчуга?!.» Он уже хотел вскочить и покинуть шатер, но заставил себя сдержаться и после небольшой паузы сказал:

— Я хочу спросить тебя, оглан, о другом: все ли известно тебе о воинстве коназа Серпуховского?

Коджамедин, сердито щуря узкие щелки глаз, ничего не ответив, отвернулся.

Чтобы помешать разгорающийся распре между военачальниками, подал наконец свой голос молчавший все это время астраханский хан Хаджи Черкес:

— Нам все известно, Бек Хаджи, все. Урусутов в Волоке Ламском не много. Совсем мало урусутов, не наберется даже тумена.

— Их можно растоптать копытами наших коней, даже не вынимая из ножен сабель! — воскликнул ногайский xaн Койричак.

Бек Хаджи усмехнулся и промолвил не без ехидства: