Станислав Брехов: Смертельная печаль. Саби-си

И то же самое ждет нас, не сумей мы понять, что нам необходимо не только знать, но и жить, согласно этим правилам.

Есть ли шанс когда-нибудь найти, отыскать свод этих правил. Думается, что нет. Человеку дано или не дано это понимание с рождением. Со временем он может лишь совершенствовать себя в этом. Найти же подсказку в этом мире негде. Задача человечества – понять эти правила через ход своей истории, ценой многих своих ошибок и страданий. Но все же оно должно это сделать, иначе его ждет гибель.

Начиная работу над этой книгой, я уже находился в том возрасте, когда мысль о том, что я что-то должен сделать для окружающих, перешла из разряда вопросов в разряд утверждения или даже убеждения.

Понимание того, что мне необходимо поделиться с людьми теми умозаключениями, мыслями, идеями, что скопились за сорок лет анализа этого мира, безусловно, давалось очень не просто. Но в какой-то момент эти сомнения стали буквально душить меня, и я понял, что избавиться от них просто необходимо хотя бы из соображений физического и душевного покоя. Если в недрах вулкана происходят процессы лавообразования, то он непременно должен извергнуться. Иначе быть не может. Извергнувшись, вулкан остывает. Мне кажется, это сравнение очень близко к моему нынешнему состоянию. Мне было просто необходимо их излить на бумагу, чтобы выздороветь, остыть. Итак, сомнения остались в прошлом, и мысли материализуются на бумаге.

Идея этой книги жила во мне много лет, пока я сам не осознал, что мои мысли могут быть оформлены в книгу. Затем был процесс придания этой идее какой-то не законченной формы. И наконец я решился перенести ее в компьютер.

Не все в этой книге вымысел. Как, впрочем, и не все описанное не происходило в действительности. Идея этой книги взята из биографии человека, жизнь которого долгие годы протекала рядом со мной на Колыме. Эти суровые места до войны и после нее стали малой родиной и для нашей семьи. Семьи, которая в нескольких поколениях была связана с Колымой и всем тем, что породило это явление – Колыма.

С самого раннего детства, еще не сознавая себя самого, как человека и личность, я тем не менее чувствовал, что живу на какой-то особой планете. В месте, чем-то очень сильно отличающемся от всего остального мира. И это чувство накладывало отпечаток на мое развитие с тех самых пор и до времени, когда я стал разбираться в этом осмысленно. Я понял, что причиной тому не только суровый климат и особые психологические условия, связанные с тем, что ходили мы по земле, сплошь усеянной костями. Где даже могилу полагалось иметь не всякому человеку. Все мы, жившие там, понимали все это, и не то чтобы мирились с этим, а принимали это как естественное и необходимое свойство нашей жизни. Этот сплав невыносимо сурового климата и тяжелого психологического бремени, связанного с лагерным прошлым Колымы, тем не менее рождал в людях самые лучшие душевные качества. Все мое детство и юность связаны с пониманием того, что людям можно и нужно верить так же, как если бы это были твои друзья или родственники. Мы никогда не закрывали двери своих бараков или квартир. Не прятали бумажники в раздевалках и общественных заведениях. Воспринимали людей изначально хорошо. Теперь я понимаю, что все те страдания и боль, пережитые людьми в годы, когда Колыма была столицей ГУЛАГа, и тот климат, который ограничивал попадание сюда «всех подряд», сделали эту среду местом особенной душевной чистоты. Но эти же факторы в других условиях делали нашу жизнь весьма сложной.

Поколение моих родителей и их родители, живших в самих лагерях или в непосредственной близости от них, принимали это как данность, и нас, своих детей, игравших на их развалинах, от них не отгоняли.

Бояться этого – как бояться 60-градусного мороза. Да, холодно, да, не комфортно. Но что же теперь – не жить и не работать? Принимая эту данность, жили дальше.

Так распорядилась история, что Колыма для многих японских военнопленных на долгие годы стала местом пребывания в лагерях, а затем и постоянного проживания там. Далеко не все из них вернулись на родину в Японию в 1949 г. Многие остались лежать в промерзшей колымской земле, многие, пытаясь бежать, пропали без вести, некоторые остались сидеть в лагерях до 1956 г. И буквально единицы из них остались жить в Магадане уже после 1957 г. Обзавелись семьями и долгие годы работали на предприятиях города.

Лишь в 1991 г., по разным данным, сорок два японских военнослужащих, незаконно осужденных в 40–50 годах XX века по 58-й статье УК РСФСР, были реабилитированы Тихоокеанским и Дальневосточным военными трибуналами.