Н. Кальма - Джон Браун

Только однажды их окликнул человек, ехавший в двуколке:

— Эй, почтенные, чего вы здесь ищите? Золота или серебра?

Браун подошел к двуколке и разговорился с фермером, которого звали Ансельд. Нет, они не ищут золота, они осматривают участки: хотят арендовать ферму и осесть здесь. Земля тут родит, как крольчиха, не то что у них в Нью-Йорке. Он назвал себя:

— Исаак Смит, с сыновьями и… — тут он взглянул на Андерсона, нашим черным другом.

Фермер поднял было брови, но рассудил, что у янки свои порядки, и на этом успокоился. Если мистер Смит ищет участок, он может указать ему недорогую ферму неподалеку отсюда. Вдова доктора Кеннеди отдает в аренду небольшой дом и фруктовый сад на берегу реки. Большой выгон, заливной луг, службы — словом, все, что полагается. Ансельд внимательно приглядывался к новому знакомому, седобородому высокому старику с властным лбом и густыми, нависающими бровями. Положительно этот янки нравился ему, он хотел бы иметь его своим соседом. Мистер Смит в тот же день зашел к фермеру, но распить стаканчик отказался. Зато его юноши с наслаждением проглотили холодный минт-джалеп — местную мятную настойку.

Бревенчатые постройки Кеннеди-Фарм были расположены в стороне от дороги, в пяти милях от Харперс-Ферри. В доме была большая кухня, две спальни, кладовая и чердак. Спустя несколько дней мистер Исаак Смит показал Ансельду подписанный контракт: теперь он был арендатором фермы Кеннеди. Он сказал фермеру, что собирается выписать с востока жену и дочь.

Браун и в самом деле намеревался это сделать. Присутствие женщины в доме отводило всякие подозрения, придавало всей обстановке хозяйственный, интимный характер. Надо было во что бы то ни стало соблюдать конспирацию. На Восток ползли неясные слухи о готовящемся восстании. Предательство Фордза, правда, не имело последствий, никто не поверил его доносу, но повторение таких писем могло показаться подозрительным, и в Вашингтоне, наверное, занялись бы делом, в котором так упорно упоминался Браун Осоватоми. К тому же люди начали уже съезжаться.

Из Бостона приехали Кэги и Стевенс, из Спрингдейла — два брата Коппок, из Огайо явился свободнорожденный мулат Копленд. Его сосед — тоже мулат — Люк Парсонс, сражавшийся под командованием Джона Брауна в Канзасе, также решил приехать. В старом сером доме становилось тесно, постелей не хватало, и к ночи приходилось стелить матрацы прямо на пол. Браун написал жене, послал к ней Оливера, чтобы уговорить ее приехать. Мэри сказала:

— Я желаю твоему отцу, Оливер, удачи во всех его трудах. Я молюсь за его жизнь и за то, чтобы его задача была выполнена так, как он ее задумал. Но мой долг остаться здесь, в доме, с детьми.

Младшая девочка была больна лихорадкой и требовала ухода. Взамен себя Мэри послала дочь Энни и жену Оливера — веселую пышногрудую Марту, отличную стряпуху и песельницу.

Браун обрадовался Энни; эту дочь он любил больше других. Высокая, как отец, сухощавая и сероглазая, она неслышно двигалась по дому, говорила мало — только если было нужно, а винтовки укладывала в ящики так же спокойно и безмолвно, как уложила бы белье.

Женщины сразу поделили обязанности. Марта хлопотала в доме и на кухне, Энни с шитьем или вязаньем сидела на крыльце. Это был ее пост — не менее важный, чем пост любого часового. Ее обязанностью было отвлекать внимание соседей, отражать поток любопытных вопросов. Женщина, сидящая у порога с вязаньем, — разве это не лучший символ мирной жизни жилища и домовитых привычек его обитателей?

Но в этих местах не часто селились новые люди. Поэтому янки, обосновавшиеся в Кеннеди-Фарм, вызывали общее любопытство. Женщины забегали к Энни поболтать, соседка, которая раньше арендовала фруктовый сад фермы, приходила попробовать ранние яблоки да кстати поглядеть на хозяйство Смитов. Пока она стояла, босая, среди бобовых и салатных грядок, ее язык работал неумолкая: она ухитрялась задать столько вопросов, что Энни едва успевала отвечать. Да, мать скоро приедет, в прошлую пятницу они получили он нее письмо. Мужчины ушли на работу, отцу кажется, что здесь есть каменный уголь, может быть, они попробуют заложить шахту. А длинные ящики, которые брат привез вчера из Чеймберсберга, — это разные вещи матери, мать не хочет, чтобы их распаковывали без нее.

Однажды острые глаза соседки разглядели в кухне незнакомого негра.

— Вот как! У вас завелись невольники?! У кого же вы их купили?

Энни впервые не знала, что ответить. За юбку неугомонной соседки цеплялось двое чумазых малышей. Она быстро перевела разговор на детей и на детские болезни, но с этого дня негры спускались вниз только при наступлении темноты. Остальное время они скрывались на чердаке.