Эрнст Саломон - ГОРОД

Соседка видела, как он уходил, очень рано, и она рассказывала настолько ужасные вещи, что она плакала и не знала, что ей делать, и только надеялась, что все прошло, и он не найдет своих друзей. Так она выбежала вниз по лест­нице на улицу, и там это снова началось. Все люди были ужасно возбуждены, и говорили, нужно убивать полицию как собак, так они бесчинствовали, и что ей нужно закрыть все окна, потому что они сразу стреляют по открытым окнам. И на углу уже послышались выстрелы. Тут все люди убежали, и пара мужчин по­дошла и сказала, что полиция стреляет по стрелкам с крыши, и мой сын тоже был среди них. Я была в полном отчаянии и хотела выбежать на улицу, тут я увидела, как мой мальчик бежит из-за угла и я так обрадовалась, я позвала его, и быстро вошла в подъезд, и повернулась и смотрела, как он бежал ко мне. Слава Богу, подумала я и хотела уже подниматься по лестнице, как там пару раз раздались хлопки, и мальчик вбегает в подъезд и кричит: быстрей, быст­рей, и я вовсе не знала, что мне делать, там они кричали снаружи: здесь, здесь, и потом они стреляли прямо в подъезд, все время в подъезд, все время в подъ­езд. И так как дверь захлопнулась, я ничего не видела и кричала, Отто, Отто, и ничего не слышала, так как постоянно были выстрелы, очень страшно, и тогда они открыли дверь, и там лежал мой мальчик. Там лежал мой мальчик. Весь зал сидел, нагнувшись вперед. Обвинитель подошел к женщине. Нашли ли они у мальчика револьвер, спросил он. Женщина медлила, и обвинитель сказал, что она должна знать, что партия отвергает индивидуальный террор. Женщина ска­зала, что она не знает ничего, кроме того, что ее деверь, который пришел поз­же, все время говорил полицейским, что из этого оружия не стреляли, его пру­жина уже была сломана. И офицер сказал, что тот совсем не может об этом су­дить, и что оружие конфисковано. Знает ли она, кто был этот офицер? Старший лейтенант Свиные щеки, закричал один голос в зале, и один человек поднялся. Это я тот деверь, крикнул мужчина, и обвинитель велел женщине садиться. Председатель встал и спросил, есть ли в зале кто-то, кто мог бы что-то сказать в защиту подсудимого старшего лейтенанта Свиные щеки или что-то в защиту начальника полиции. Он констатировал, что никто ничего не сказал, и передал слово обвинителю. Обвинитель вышел к рампе, руки в карманах брюк. Стрем­ление современной полиции в современном государстве, говорил он, по словам очень достойного уважения господина министра внутренних дел, состоит в том, чтобы добиться популярности. О средствах, которые применяет полиция для этого реализации этой прекрасной цели, свидетельствует то, что только что услышал и узнал суд безработных. Он далек от того, чтобы воспользоваться известным пафосом, который профессиональный создатель обвинений с такой полновесной страстностью для удовлетворения своих заказчиков и обманутой публики демонстрирует перед буржуазными судами. Здесь голые факты говорят сами за себя. Он добавил, что он сразу запротоколировал каждое из показаний и расследовал их. Ему не удалось обнаружить противоречия, и он должен был ограничиться тем, чтобы привести перед судом только пять случаев из большо­го количества подобных показаний. Он предъявляет обвинение против старшего лейтенанта Свиные щеки и против начальника полиции, который ответственен за все действия его подчиненного даже согласно буржуазной точке зрения. Он должен еще раз подчеркнуть, что сознательный пролетариат отвергает любой индивидуальный террор, должен отвергать, но он никогда не может отказаться от того, чтобы привлечь врагов рабочего класса к суду. Он обвиняет старшего лейтенанта Свиные щеки и начальника полиции в убийстве и в контрреволюци­онных действиях. И он ходатайствует о смертной казни для обоих подсудимых. Председатель поднялся и сказал: Я прошу тех, кто согласен с заявлением обви­нителя, поднять руку. С шумом поднялись руки. Хиннерк резко поднял высоко руку, крестьянин Хелльвиг поднял руку, улыбаясь, и Иве, который чувствовал, как кровь прилила к его ушам, медлил, чтобы потом одним толчком выпрямить локоть и вытянуть руку над головой. Подсудимые, сказал председатель, едино­гласно приговорены к смерти. Против суда безработных не бывает кассацион­ных жалоб. Приговор будет приведен в исполнение в день социальной револю­ции функционерами Советской Германии. Заседание закончено. С большим шо­рохом от сдвигавшихся стульев толпа поднялась, сразу хаос голосов наполнил помещение. Двери у входа раскрылись. У входа возникло замешательство. По­слышалось грохотание машин. Резкий голос крикнул в зал: - Внимание! Спецотряд полиции! Смех зазвучал. В дверном проеме появился форменный кивер полицейского. - Собрание распущено. Масса медленно выдвигалась наружу. Иве, Хиннерк и Хелльвиг, прижатые толпой, продвигались шаг за ша­гом. Рядом с ними, перед ними все громче становилось равномерное бормота­ние. Свиные щеки, Свиные щеки, Свиные щеки, - говорили люди, мужчины и женщины. - Свиные щеки, - Хиннерк пробормотал, и Иве продвигался вперед. Он взглянул на вход, поверх голов. Снаружи стоял отряд полицейских, один рядом с другим, подбородный ремень затянут под подбородком, карабины в ру­ках. Офицер стоял в одиночку рядом с входом, большой, несколько жирный мужчина, с блестящим серебряным воротником и широким лицом. - Бродер- манн, - сказал Иве вполголоса. - Свиные щеки, - сказал Хиннерк как бы себе под нос прошел мимо Бродерманна. - Свиные щеки, - сказал Хелльвиг и про­шел мимо. Иве поднял голову, взглянув Бродерманну в лицо. Тот с каменным выражением лица смотрел прямо, ни один мускул не пошевелился, только во­круг носа появилась глубокая и пренебрежительная складка. - Свиные щеки, - сказал Иве очень громко и посмотрел прямо на Бродерманна. Бродерманн по­вернул глаза к нему. Он тихо покачал головой, потом снова отвернулся, позво­ляя потоку слабой мести течь мимо него, посреди толкотни, один, отделенный от его отряда.